Он послушно отстегнул часы и протянул мне. Я заметил, что запястье у него покрыто сине-багровыми пятнами.
- Разбиты они, - сообщил он.
Часы были не разбиты, они были раздавлены. Часовая стрелка отломилась, а минутная показывала сорок три минуты.
- Кто это был? - снова спросил я.
- Откуда мне знать? Я же говорю, что задремал.
- И не проснулись, когда вас схватили?
- Меня схватили сзади, - угрюмо произнес он. - Нет у меня глаз на заду.
- А ну, поднимите подбородок!
Он мрачно смотрел на меня исподлобья, и я понял, что я на верном пути. Я взял его двумя пальцами за челюсть и толчком вздернул его голову. Бог знает, что означали эти синяки и царапины на его худой жилистой шее, но я уверенно сказал:
- Перестаньте лгать, Хинкус. Вас душили спереди, и вы его видели. Кто это был?
Дернув головой, он освободился.
- Идите к черту, - прохрипел он. - К дьяволу. Не ваше собачье дело. Кого бы здесь ни стукнули, я к этому отношения не имею, а на остальное мне наплевать… И мне нужно выпить! - заорал он вдруг. - У меня все болит, понимаете вы это, полицейская балда?
По-видимому, он был прав. В чем бы он ни был замешан, к убийству он отношения не имел, во всяком случае, прямого. Однако и я не имел права отступать.
- Как угодно, - холодно сказал я. - Тогда я запру вас в кладовку, и вы не получите ни бренди, ни сигарет, пока не скажете все, что знаете.
- Да что вам от меня нужно?.. - простонал он. Я видел, что он вот-вот заплачет. - Чего вы ко мне привязались?
- Кто вас схватил?
- Ч-черт! - прошипел он в отчаянии. - Да не желаю я об этом говорить, можете вы это понять? Видел, да, видел, кто это был! - Его снова передернуло, прямо-таки перекосило на сторону. - Врагу своему не пожелаю такое увидеть!.. Вам, черт бы вас подрал, не пожелаю такого! Вы бы сдохли от страха!
Он был не в себе.
- Ладно, - сказал я и поднялся. - Пойдемте.
- Куда?
- За выпивкой, - сказал я.
Мы вышли в коридор. Он пошатывался и цеплялся за мой рукав. Мне было интересно, как он отреагирует, увидев наклейки на двери Олафа, но он ничего не заметил, ему явно было не до того. Я привел его в бильярдную, нашел на подоконнике полбутылки бренди, оставшиеся с вечера, и подал ему. Он жадно схватил бутылку и надолго присосался к горлышку.
- Господи, - прохрипел он, утираясь. - Смачно-то как!..
Я смотрел на него. Можно было, конечно, предположить, что он в сговоре с убийцей, что все это задумано для отвода глаз, тем более что он приехал вместе с Олафом, можно было даже предположить, что он и есть убийца и что сообщники потом связали его для создания алиби, но я чувствовал, что это слишком сложно для правды. То есть с ним явно было не все в порядке: никакой он не туберкулезник, и никакой он, видимо, не ходатай по делам несовершеннолетних, и остается открытым вопрос, для чего он торчал на крыше… Меня вдруг осенило! Что бы он ни делал на крыше, это кому-то мешало, возможно, как-то мешало покончить с Олафом, и его убрали. Его убрали, а тот, кто его убирал, внушал почему-то Хинкусу невыносимый ужас, а значит, не был постояльцем отеля, ибо никого в отеле Хинкус, по-видимому, не боялся. Чепуха какая-то… И тут я вспомнил все эти истории с душем, с трубкой, с таинственными записками… и вспомнил, каким зеленым и напуганным был Хинкус, когда днем спускался с крыши…
- Слушайте, Хинкус, - мягко сказал я. - Тот, кто вас схватил… вы ведь видели его и раньше, днем?
Он дико взглянул на меня и снова присосался к бутылке.
- Так, - сказал я. - Ну, пойдемте. Я запру вас в номере. Бутылку можете взять с собой.
- А вы? - хрипло спросил он.
- Что - я?
- Вы уйдете?
- Естественно, - сказал я.
- Послушайте, - сказал он. - Послушайте, инспектор.. - Глаза у него бегали, он искал, что сказать. - Вы… Я… Вы… вы заглядывайте ко мне, ладно? Я, может быть, вспомню еще что-нибудь… Или, может быть, я побуду с вами? - Он умоляюще глядел на меня. - Я не убегу, и… ничего… клянусь вам…
- Вы боитесь остаться один в номере? - спросил я.
- Да, - ответил он.
- Но ведь я вас запру, - сказал я. - И ключ унесу с собой…
В каком-то отчаянии он махнул рукой.
- Это не поможет, - пробормотал он.
- Ну-ну, Хинкус, - строго сказал я. - Будьте мужчиной! Что вы раскисли, как старая баба?
Он ничего не ответил и только нежно прижал бутылку к груди обеими руками. Я отвел его в номер и, еще раз пообещав навестить, запер. Ключ я действительно вынул и сунул в карман. Я чувствовал, что Хинкус - это неразработанная жила и что им еще придется заниматься. Я ушел не сразу. Я постоял несколько минут у дверей, приложив ухо к замочной скважине. Слышно было, как булькает жидкость, потом скрипнула кровать, потом раздались частые прерывистые звуки. Я не сразу догадался, что это, а потом понял: Хинкус плакал.
Я оставил его наедине с его совестью и направился к дю Барнстокру. Старик открыл мне немедленно. Он был страшно возбужден. Он даже не предложил мне сесть. Комната была полна сигарного дыма.