Отель желаний

‒ Мише исполнилось восемнадцать и его забрали в армию. Лис, это был самый спокойный год в моей жизни, ‒ блаженно прикрывает глаза, улыбаясь. ‒ Я наконец-то нашла время на себя: возобновила отношения с друзьями, ходила в кафе, даже в опере успела побывать, представляешь? Марк Захарович назначил меня на должность управляющего, и я наслаждалась своей новым делом. Спокойно приходила с работы, готовила ужин, спала крепко. Этот год пролетел слишком быстро… А потом Миша вернулся. Я надеялась, что он повзрослел, возмужал, стал уравновешенным…

‒ Но всё осталось по-прежнему?

‒ Нет, ‒ качает головой, ‒ стало ещё хуже. Теперь взрослому мальчику требовались взрослые развлечения, на которые, как ты понимаешь, денег у него не было.

‒ Он просил у тебя?

‒ Постоянно. Каждый день с протянутой рукой возле дверей отеля. Света даже в шутку назвала его попрошайкой… Я обижалась, но по факту ‒ в чём она не права?

‒ К сожалению, права, Вишенка.

‒ И, если я была уверена, что самое страшное произошло в подростковом возрасте, то ошибалась. Как же я ошибалась, Лис! Несколько раз гасила карточные долги, когда Миша вдруг возомнил себя великим картёжником; оплачивала разбитые автомобили, за руль которых он садился по принципу «я просто покататься»; забирала из больницы после избиений и попоек; вытаскивала из полиции и ещё много-много всего. Но вершиной этой гигантской пирамиды проблем, стал разбитый автомобиль за двадцать миллионов… ‒ замолкает, прижавшись к моей груди. Уже не плачет, лишь стирая мокрые дорожки с лица.

Мой стойкий оловянный солдатик. Такая хрупкая, нежная, ранимая, но одновременно с этим непоколебимая, упорная, непреклонная. Восхищаюсь той, что так уверенно держала оборону, не позволяя проникнуть в свой маленький мир, который она с таким трудом построила.

‒ Миша всегда был таким эгоистом?

‒ Не знаю, ‒ пожимает плечами, ‒ наверное. Родился недоношенным, слабым. В детстве постоянно болел, и часто мы с отцом оставались вдвоём, пока мама в очередной раз находилась с Мишей в больнице. Она была им полностью поглощена, ни на секунду не выпуская из вида. Сначала я ревновала, желая заполучить внимание мамы, а потом папа объяснил, что Мише забота нужна больше. Как думаешь, если бы они были живы, брат вёл бы себя точно так же?

‒ Возможно нет, потому как отец одёргивал бы его на правах старшего, но со временем сущность Миши всё равно бы проявилась. И все его «хочу» были бы адресованы родителям. Успокоилась?

‒ Почти, ‒ кивает. ‒ Знаешь, я так от него устала ‒ невыносимо. Понимаю, что Миша единственный родной мне человек на этой земле, но я всё время живу в ожидании подвоха, подножки, очередной проблемы, которую придётся решать мне. Я перестала ему верить: каждое слово в итоге оказывается ложью, каждое обещание пустое, каждый поступок исключительно в его интересах. Иногда мне кажется, что мы и не родные вовсе, словно я посторонний человек, который иногда выгоден для него. Всё. И сейчас, когда Миша завален работой в твоём салоне и воет от её количества, мне его не жалко. Совсем. Он звонит, а я не могу себя заставить ответить, потому что знаю ‒ кроме обвинений и претензий ничего нового не услышу. Мне должно быть стыдно, да?

‒ Нет, Лана, не должно. Миша уже большой мальчик, который должен научиться жить самостоятельно. Наступит момент, когда он создаст свою семью, если, конечно, сможет полюбить кого-то больше, чем себя.

‒ А он ведь уверен, что всегда будет жить со мной, ‒ хмыкает, и я вспоминаю, что Лана говорила полчаса назад Мише. ‒ Один раз он уже разрушил мои отношения, считает, что и впредь получится.

‒ Предполагаю, с блондином?

‒ Да.

‒ Расскажешь?

‒ Ты действительно хочешь знать? ‒ Вскидывает взгляд, настороженно заглядывая в глаза.

‒ Да.

‒ Познакомились в отеле. Игнат работал доставщиком в фирме, которая поставляет нам матрасы. Через несколько месяцев стали жить вместе. Миша, подобному дикому зверьку, отчаянно отвоёвывал свою территорию, вступая с новым соседом в конфликты по поводу и без. Квартира превратилась в поле битвы, которая никогда не заканчивалась. Я совершила ошибку, встав на сторону брата, когда нужно было позволить Игнату поставить его на место. Отношения закончились без ссор и обид, он просто ушёл.

‒ А дети? ‒ Лана вздрагивает, как от удара током.

‒ Что дети?.. ‒ шепчет.

‒ Детей с блондином не планировали?

Отворачивается, пряча глаза. Непонятная реакция, которую я уловил несколько дней назад, когда спросил её, задумывалась ли она о ребёнке. Что-то едва заметное, острое, болезненное тенью проскользнуло на лице Ланы, оставив неприятное воспоминание во мне. Сейчас, когда она сжалась в моих руках, понимаю, что мой вопрос возможно останется без ответа. Но другого случая достучаться не будет.

‒ Расскажи, ‒ прошу ‒ мягко, с опаской, что оттолкнёт.