Читаем Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира полностью

Зачем же Яго так усиленно внушает ему мысль о терпении? Да чтобы Отелло, поддавшись гневу, не выскочил из укрытия и не узнал от перепуганного Кассио, что говорил-то тот вовсе не о Дездемоне, а о Бьянке. Поэтому, внушает Яго, "черт возьми, терпение! Иначе я скажу, что вы целиком поддались гневному настроению и перестали быть мужчиной".

Отелло покорно слушает, что говорит ему Яго. Но эти слова больше не мучают его. Боль и страдания ушли, поглотившись безумием.

"Слышишь, Яго? - говорит Отелло. - Я буду хитер в своем терпении, но буду - слышишь! - и кровожаден".

Глава 22. Два красавца

Отелло, еще не пришедший в себя после припадка, получает новую мощную порцию яда - он подслушивает подстроенный Яго разговор с Кассио, нисколько не сомневаясь, что речь идет о Дездемоне. Также он видит свой платок в руках подошедшей Бьянки.Жажда убийства с новой силой охватывает его.

На минуту его сознание слегка проясняется - и любовь к Дездемоне тотчас же пробивается сквозь полубезумное сознание мавра. Он буквально стонет, разрываясь между болезнью и любовью: "...Как жаль. Яго! О Яго! Как жаль! Яго!"

Однако Яго на страже, ему ведь некуда отступать, игра зашла слишком далеко, и он моментально блокирует сознание Отелло все тем же проверенным способом - растравляя его умело подобранными словами.

Достаточно двух фраз - и Отелло тут же впадает в агрессивность: "Я изрублю ее в мелкие куски".

В Отелло начинает назревать второй приступ...

*

Решение принято - Дездемона должна умереть. Но как убить ее, если любовь пусть и слабо, но еще сопротивляется болезни? "Достань мне яду, Яго, к ночи. Я не стану объясняться с ней, чтобы ее тело и красота не поколебали моей решительности. К ночи, Яго".

Но Яго вариант с ядом совсем не нравится. Он вовсе не хочет искать яд - во-первых, долго и муторно, а во-вторых, поиски яда могут насторожить тех, к кому он будет обращаться за ним, и тогда его плану могут помешать. Он советует задушить Дездемону - под весьма "убедительным" предлогом: "Не убивайте ее ядом, задушите ее в постели, в той самой постели, которую она осквернила".

Отелло воспринимает идею с удушением с мстительным восторгом. Но это не его восторг. Он с тем же результатом воспринял бы любой совет Яго - ведь теперь каждое его слово сумеречное сознание Отелло воспринимает как приказ, и он автоматически будет делать то, что ему говорят.

Убийство же Кассио Яго берет на себя - так надежней, так у Яго будет уверенность в том, что этот красавец лейтенант уже не успеет ни в чем разубедить Отелло: "Что касается Кассио, позвольте мне с ним порешить. Вы кой о чем услышите приблизительно в полночь".

Услышите в полночь!

Эта деталь и станет для Отелло спусковым механизмом.

*

Приезжают венецианские послы, в числе которых Лодовико (родственник Дездемоны). Он передает Отелло пакет с приказом от дожа и сената. И первым же делом интересуется, "как поживает лейтенант Кассио".

Интерес не случайный - не успела до Венеции дойти весть о счастливом потоплении турецкого флота, не прошло и суток с момента высадки Отелло на кипрском берегу, а уж Кассио, этот бывший мелкий банковский клерк, уже назначен губернатором вместо мавра! Причем без всяких претензий к Отелло. Назначен - в обход всех достойных претендентов, в том числе и в обход даже бывшего губернатора Монтано, имевшего и боевой, и управленческий опыт руководства!

Не успевает Лодовико поинтересоваться лейтенатом Кассио, как Дездемона - все так же некстати, бестактно - заводит ту же песню: "Кузен, между ним и моим господином произошел недобрый разлад. Но вы все это уладите". И добавляет: "Я бы сделала много, чтобы помирить их, ради любви, которую я чувствую к Кассио".

В этот момент Отелло читает странный, неприятный приказ о своем смещении с поста губернатора и отзыве в Венецию. Неосторожные слова Дездемоны распаляют в нем гнев. "Вы в своем уме?" - грубо, резко обращается он к Дездемоне. Настолько резко, что не заметить этого просто нельзя. И Дездемона замечает: "Как, он сердится?"

Похоже, это упоминание об Отелло в третьем лице - попытка Дездемоны сгладить неловкость от грубости мужа в присутствии сторонних лиц. Лодовико с готовностью приходит ей на помощь: "Может быть, его взволновало письмо. Как я предполагаю, ему приказано вернуться в Венецию и сдать начальство Кассио".

Да уж.

Понижение в должности, да еще такое скорое понижение - новость для всякого человека неприятная. Что делать любящей женщине в такой ситуации? Два варианта: либо проявить сочувствие, либо промолчать. Хотя бы промолчать!

Но увы, у Дездемоны, как мы это уже увидели раньше, при всех ее неоспоримых достоинствах весьма скоро обнаружился один крайне опасный недостаток - эмоциональная глухота, густо замешанная на амбициях. Она уже не раз напрочь отказывалась замечать и учитывать внутреннее состояние своего мужа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное