Отец Александр Мень: «Люди ждут Слова...»

Патриарх Тихон под давлением международного общественного мнения и после того, как он выразил сожаление по поводу своей «антисоветской деятельности», сложил свои полномочия. И сразу же активно взялся за восстановление единства Православной Церкви. Большинство епископов и священников из числа тех, кто встал на сторону «реформаторов», вновь подчинились его авторитету. В своих воззваниях Тихон неоднократно повторял, что Церковь, не будучи ни красной, ни белой, признает и поддерживает Советскую власть. Патриарх умер в 1923 году, оставив завещание, в котором указал имена трех епископов, способных, как он полагал, его заменить, до той поры, пока не будет созван Собор для избрания его преемника. Два из них к тому времени уже были в ссылке, а третьего не замедлили арестовать, но он, в свою очередь, назвал своим преемником митрополита Сергия[20]. Однако и он был вскоре арестован. Освобожденный спустя несколько месяцев, митрополит вместе с группой епископов сделал заявление о лояльном отношении к большевистской власти, что вызвало большие споры среди духовенства. Бесспорно, уже Патриарх Тихон начал налаживать отношения с властью большевиков, хотя старался при этом по возможности придерживаться нейтралитета. В своем верноподданическом заявлении митрополит Сергий употребил выражение, ставшее легендарным: «Мы хотим быть православными и одновременно признавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи». Он также благодарил советское правительство за его «внимание к духовным нуждам православного населения». Многие считали, что он не имел права говорить от лица всей Церкви, так как был в то время лишь заместителем местоблюстителя, то есть, выражаясь не церковным языком, заместителем временно исполняющего обязанности Патриарха, в силу сложившихся обстоятельств. Его также упрекали в том, что, противозаконно перемещая епископов, несогласных с ним, он, подобно обновленцам, опирался на советскую власть. Несколько епископов порвали с митрополитом Сергием, считая, что временно они должны сами руководить своими епархиями, как это уже было во время Гражданской войны в областях, отрезанных от Патриарха. Так они дали толчок зарождению целого движения, смысл которого заключался в уходе в подполье.

Новая фаза борьбы с религией началась одновременно с объявлением коллективизации. Сигнал был дан публикацией постановления, в котором определялся статус религиозных организаций. В основном этот текст (он был официально отменен только в 1990 году!) повторял антирелигиозные законы прошлых лет, но именно после его появления вновь участились аресты епископов и священников. Закрытие церквей пошло ускоренным темпом. Множество храмов было разрушено. Иконы и богослужебные книги сжигались целыми телегами. Был введен новый календарь; неделя теперь состояла из пяти или шести дней, а воскресенье, как день отдыха, упразднялся. К 1935 году Церковь, казалось, была вытеснена из общества. Действительно, видимой жизни Церкви не было заметно, однако она не прекратилась, она продолжалась повсюду, но не открыто, а тайно — стала катакомбной.

Катакомбы XX века! В их недрах и пробудилась вера маленького Александра.

Глава 3 Под сенью Преподобного Сергия

Родители Александра Меня принадлежали к поколению, которое в целом не испытывало сомнений в правильности избранного пути и строило светлое будущее, не ставя перед собой метафизических вопросов. Его отец учился в техническом институте, и получив диплом инженера–текстилыцика, полностью отдался своей работе. Еврей по национальности, он утратил веру еще в детстве под влиянием своего учителя, но все же не стал воинствующим атеистом. Любая религия была ему чужда, но он относился к ним терпимо.

Зато мать Александра — Елена[21] — была глубоко религиозна. Родившаяся также в еврейской семье, она была воспитана матерью в любви к Богу, Творцу Вселенной, любящему всех людей. «Когда я впервые услышала слова о страхе Божием, — вспоминает она, — я с недоумением спросила маму: «Мы ведь любим Бога, как же мы можем Его бояться?» Мама ответила мне: «Мы должны бояться огорчить Его каким‑нибудь дурным поступком». Этот ответ меня вполне удовлетворил».

Ко всему прочему, Елена находилась под большим влиянием своей бабушки (то есть прабабушки Александра). В семье не без гордости рассказывали, как ее исцелил сам Иоанн Кронштадтский. Когда в 1890 году она овдовела и осталась с семью детьми, на нее свалилась тяжелая болезнь, и харьковским врачам никак не удавалось ее вылечить. Однажды соседка рассказала ей, что в городе находится проездом знаменитый проповедник, и уговорила пойти к нему. Церковь и площадь перед ней были полны народа, но соседка помогла ей пробиться сквозь толпу и подойти к отцу Иоанну. Посмотрев на нее, он сказал: «Я знаю, что вы еврейка, но вижу в вас глубокую веру в Бога. Помолимся вместе 1осподу, и Он исцелит вас от вашей болезни». Месяц спустя она была совершенно здорова.