Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков

Призвание — это тайна, которую нельзя определить однозначно. Но вот какие ориентиры даёт нам отец Александр: прежде всего подробное описание исторического фона событий, особенностей национальной культуры Израиля и состояния религиозных взглядов. Его рассказ намного короче, чем известные работы на эту тему Соловьева, Бердяева и Булгакова, но его нельзя назвать поверхностным; эта краткость рождается, благодаря лаконичности метафорического языка автора и ясной логике повествования. «Религиозное призвание Израиля, — пишет отец Александр, — было даром великим и мучительным, и вся история народа–скитальца стояла под знаком борьбы, под знаком «исхода» — исхода Авраама из Харана, исхода из Египетского рабства, Вавилонского плена, из пут обрядовой религии. Величайшим «Исходом» был исход Израиля в Христианство, который совершила лишь часть народа» [260]. Вслед за отцом С. Булгаковым отец Александр видит на Израиле «печать избранничества и осевого положения в Истории». И этим избранничеством он объясняет отношение Израиля к Евангельскому событию. Именно осевое положение в Истории определяет «двойственность Израиля, родившего Мессию и отвергшего Мессию». Более того, с «величием и славой избранных Богом людей» отец Александр связывает благо всех племён и народов.

В то же время отец Александр начинает развивать мысль об универсальном характере Божественного Откровения, данного сначала праотцам Израиля, а затем через пророков и Христа — всему человечеству. «Обетование Израилю, — утверждает он, — не носило узкоплеменного характера». Но светлая точка, возникшая «среди сумерек многобожия, должна была расти, расширяться и превратиться в конце концов в Новый Завет». Здесь отец Александр видит истоки вселенского характера Нового Израиля — Христовой Церкви….

Еще одна тема, поднимаемая в «Магизме и Единобожии» (связанная с Обетованием и Избранием), — это тема Союза–Завета, и самые блестящие страницы второго тома посвящены главному герою Ветхого Завета — пророку Моисею. Глава о нём возможно ещё и потому так трогает сердце, что многое в портрете Моисея напоминает самого отца Александра. Ведь им обоим в избытке была дана возможность и сила вдохнуть веру в окружающих их людей, укрепить их на пути поиска истины, вывести их из духовного рабства. И очевидно, что личный духовный опыт позволил автору написать, что именно «в общении с открывавшимся ему в горах Владыкой Вселенной черпал еврейский пророк силы для совершения своего непосильного подвига» [261].

В своей «Истории религии» отец Александр часто обращает внимание читателя на трагедии великих людей — Учителей человечества; как правило, эти трагедии связаны с непониманием современниками смысла их призвания и служения.

Это касается и пророка Моисея. Его судьба, действительно, была печальна. С его именем связали то, против чего он всегда вёл самую решительную борьбу, ведь именно он, как считает автор, положил начало многовековой борьбе против ритуализма.

Последний яркий портрет книги — пророк Илия, овеянный легендарной славой, окружённый каким‑то особым почитанием в Русской Православной Церкви. Пророка Илию отец Александр называет вторым Моисеем Израильской религиозной истории, который появился как раз тогда, когда Израилю снова угрожала опасность язычества, чтобы «нанести по нему сокрушительный удар»[262]. Автор обращает наше внимание на то, что великие пророки призываются, появляются на исторической сцене, когда для народа Божия (будь то Израиль или Церковь) возникает серьёзная угроза уклонения с истинного пути.

Великие пророки Моисей и Илия ознаменовали начало духовного переворота в истории религии, но ни того, ни другого пророка, считает отец Александр, «нельзя рассматривать как изолированные явления. В то время уже все человечество как бы просыпалось после магического сна, тяготевшего нам миром» [263].

Вторым томом шеститомной «Истории религии» завершается предыстория религиозного возрождения человечества. И с третьего тома, который носит название «У врат молчания», отец Александр начинает своё повествование об «осевом времени» — эре мировых Учителей. Третий том посвящён религиозным исканиям Китая и Индии, четвёртый — Греции, и пятый — пророкам Ветхого Завета.

Все три книги объединяет стремление автора находить сходные черты в религиях, возникших в странах, внешне никак друг с другом не связанных. Так, хотя 3–й том чрезвычайно интересен для европейца тем, что в нём приоткрывается завеса таинственности, всегда скрывавшая учения Востока, тем не менее, при ближайшем рассмотрении читатель понимает, что ничего принципиально нового в этих религиозных стремлениях не было.

Сравнивая духовные открытия Запада и Востока, отец Александр отмечает родство как в мистических, так и в рационалистических учениях различных стран и эпох.