Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие

Кто светилу господин
И хозяин океану?
Выходи, сурепкин сын,
На поляну, на поляну.

Желтым пламенем взметнись

И навстречу непогоде,
Сотрясаясь, распахнись
На природе, на природе.

Кто прикажет: «Потуши

Самовластье!» — океану,
Тот и душу утишит
Окаянну, окаянну.

Ах, зачем нам суета,

Эта музыка больная,
Если светит красота
Неземная и земная?

* * *

— В каком колодце свету зачерпнуть?
В какое небо можно заглянуть?
И где набраться слов неотразимых
Для отраженья чувств невыразимых?

— А говорят, сперва сойди с ума:

Достань звезду румяную из печки
И подогрей Вселенную на свечке.

— Но кто поверит бедному святому,

Юродивому, глупому, блажному?
— Ему — никто. Но все — его словам.

* * *

Всё сместилось, всё скрестилось —
И пути, и времена.
Разрешите, ваша милость,
Погадать на именах.

Кто достанет нам отгадку

Ослепительных ночей
И пойдет плясать вприсядку
На скрещении лучей?

Кто покровы эти смоет

С неизвестного лица,
Всё откроет, всё устроит
От начала до конца?

И кому писать записки

В темноте за упокой?..
Берег влажный, берег низкий,
Удивительный такой.

* * *

Потому что я болею
И в бессоннице лежу,
Я заглядывать умею
В поразительную жуть.

Что там веет? что там тлеет?

Занавеской шевелит?
Розовеет, лиловеет,
На поверхности лежит.

Это просто состраданье —

И повсюду, и в окне.
Это вера, это знанье
За грехи даются мне.

* * *

Кто жил с оглядкою на Бога
И разум ветхий не терял,
Тот не ханжа и недотрога,
И не подлец, и не нахал.

Он сохранил в себе искусство

Глядеть на мир из‑под руки
Легко, доверчиво и грустно,
Не умирая от тоски.

Психея робкая моя,

Моя воздушная идея,
Перелетаю, холодея,
Твои надмирные края.

В жемчужной дымке восковой

И в переливах перламутра
Настало медленное утро,
И голос светится живой.

* * *

Еще земля тверда и величава,
Еще на дне сосуда дремлет вера,
И темных замыслов кровавая отрава
Лениво плещется в глубоких полусферах,

А мне уже мерещатся виденья,

Встающие из грозного тумана,
Настойчивые, словно наважденья
В жестоком Откровеньи Иоанна.

Еще надежда простирает руки,

Еще грехи не требуют расплаты,
Но тяжкие и медленные звуки
К ушам моим томительно прижаты.

Еще по рельсам бегают трамваи,

Но, словно камень из пращи Давида,
Душа завесу плотную пронзает
И равенство кровавое провидит.

Она следит, как переходит алый

В багровый, пепельный… а дальше —
в никуда,
И посылает бедствия сигналы
Из будущего в прошлое —
сюда.

Александровская слобода