Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие

Дорогая Юлия Николаевна! Слава Богу, что Вы вернулись из больницы и состояние сносное. Я очень беспокоился, что там Вам будет плохо. Это ведь как те промежуточные сферы, куда мы попадаем по смерти. Отрыв от всего привычного, пребывание в чуждом мире… И Вы сами убедились, что связь с Богом не нарушается даже там. Значит всё предыдущее было не напрасно. И Господь утешил Вас через врача, обрадовавшегося подарку.

Получил выписку из о. С. Б. Постепенно всё больше собирается. Многих удивляет мое стремление сохранить и умножить наследие, полученное нами от «отцов» того периода. Но я, вопреки мнению некоторых, «традиционалист», верю в значение живой связи, преемственности, опыта предшествующих поколений. Без этого мы обречены изобретать велосипеды. Обидно было бы думать, что «то» поколение не оставило нам ничего нужного. Думаю, напротив, оно дало нам слишком много. Я всю свою юность питался из этого источника.

Еще раз вернулся к Вашим строкам о больнице. Вот Вам и — монастырь. Мы много суетимся, а так важно, чтобы оставалось время для внутреннего предстояния.

Пишите обо всем. Дошел ли до Вас, наконец, С. Ч.(П)[230]? Хочу узнать Ваше мнение. Так трудно выразить всё…

Храни Вас Бог.

Ваш

пр. А. Мень

03.12. [78]

3.12. Дорогая Юлия Николаевна! Рад был получить Ваше письмо. Теперь будем готовиться к Рождеству. Видел Ваше Сретение. Оно очень хорошо. Дай Вам Бог еще дальше трудиться. Благов[ерного] не видел еще[231]. Буду завтра у Ан. Вас.[232] — передам привет от Вас (он именниник). Мы с женой традиционно бываем у них в этот день. Перед Рождеством я всегда думаю и молюсь о трех вещах. Ему не нашлось места в горнице. Найдется ли Ему место у нас в доме сердца? Пастухи пошли сразу: пойдем ли и мы, когда нас зовут? И дары волхвов: что мы принесем?

Желаю Вам светлых праздников, трудов и мира. Пишите обо всем, не думая, что мне некогда отвечать…

Храни Вас Бог. Ваш

пр. А. Мень

[Декабрь 1978]

Дорогая Юлия Николаевна! Какие прекрасные слова о. С. Вы прислали — лучше не скажешь. Это живое, такое непосредственное свидетельство о диалектике нашей духовной дороги… Удивительно: о. Л.Ж. — жив[233]. Вы думаете, что он не захочет рассказать о себе. А м. б., согласится? Во всяком случае было бы неплохо, если бы списались с ним и сказали, что его книги и статьи привлекли давно интерес и ценятся многими. Непонятно, почему он скрыл свое имя? Ведь в книге и статьях он подписывался.

Т. я действительно видел. Она человек глубокий, и дар у нее есть. Сейчас, между прочим, этот дар посылается как-то особо. Видно, наше время немощей того требует. И метод у нее верный, и интуиция.

Вы пишете, что главное — воля к молитве. Это очень точно сказано. Ведь мы порой оказываемся неспособны к настоящей молитве. И тогда просто держимся за нее, как за веревочку. Взываем де профундис[234], лежа на дне колодца. Но все эти усилия зря не проходят. Именно так совершается рост. В преодолении нашей земной косности.

Сейчас период, когда солнце наиболее удалено от земли. В это время у многих намечается спад. Солнце обладает таинственной силой (недаром был его культ в древности, и столь распространенный). Некоторые утверждали, что там обитают благие существа (Флоренский). Но факт — фактом. Недаром солнцеворот так радовал людей (отсюда всеобщий праздник его 25 декабря, который Церковь мудро соединила с праздником Рождества).

Как бы ни была трудна молитва за других, в ней мы носим «тяготы друг друга».

Был недавно у Анат. Вас. Они бодрятся. Чувствовал себя у них, как у родных. Столько связано. Он много сделал для людей. Их роль больше, нежели роль иных архиереев.

У нас за окном глубокий снег. Он подобен чистоте Божиего прощения, покрывающего всю грязь земли…

Храни Вас Бог. Ваш

пр. А. Мень

[Начало 1979]

Дорогая Юлия Николаевна! Вам уже написали, наверно, что 15, на преп. Серафима, умерла мама[235]. Мы давно этого ожидали, но все равно трудно примириться. Впрочем, со смертью примиряться нам и не надо. Она есть вызов Богу и человеку. «Плачу и рыдаю…» Накануне она еще ходила, была светла после причастия, а на другой день ей стало хуже. Я читал над ней отходную (по католическому молитвеннику, который оказался под рукой) и не выпускал ее головы до последнего вздоха. Ее жизнь была цельной на редкость, вся отданная Христу. Трудно даже оценить, сколь многим я ей обязан. У нас была общая жизнь, общий дух.

О Т. я слышал, что ее притесняет муж. Рад за Вас, что рождественские дни прошли хорошо. Говорите, 200 лет не хватит. Но у нас — больше — вечность впереди, где откроется бесконечно многое. Все же наши «правила» лишь подпорки и прелюдии.

Сестра спрашивает о младенцах. Вы правы, едва ли это выполнили. Иначе Флавий обязательно об этом написал бы. Многие современные историки вообще считают: этот эпизод — надо понимать символически[236].