Читаем Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие полностью

Вы скажете: почему Он захотел взять именно трапезу? Ну, грубо говоря, захотел, значит Он знал почему. Я думаю, что мы можем понять, почему Он взял Свое присутствие именно в трапезе. Потому что трапеза есть символ единения людей. Конечно, это восходит еще и к жертвенной символике, а как вы понимаете, жертва — это тоже была трапеза. И это уже было прототипом, прототипом присутствия Христа. Остальное, я думаю, всё относится к области человеческих домыслов.

В. И. Когда я говорил о реальном присутствии, я неточно выразился. Я имел в виду именно слишком материалистическое толкование, которое даже в теологических трудах встречается. Понимаете, буквальное…

О. А. Мы всегда можем сказать по этому поводу, что, благоговейно относясь к Святой Чаше, мы не дерзаем входить в ту область, в которой мы не имеем возможности иметь здравые суждения. Что тут… Откуда мы знаем, в какой там мере свершилось. Да, это святыня, это таинство, это Его присутствие. Что, мы можем измерять, взвешивать святыню? Или решать проблемы, как средневековые теологи, которые решали вопрос, что если святую просфору, гостию, съест мышь, то что будет? Так ничего не будет!.. (Смеется.) А они решали. Казуистика, она ведь… она выясняла: а если… а если… а если… Да ничего! Потому что не с мышами Господь заключил завет, а с человеком. (Смеется.) Ведь тут же важно, что присутствуют две стороны — человеческая и божественная. А если человек так небрежен к Святым Тайнам, что мыши могут есть святую трапезу, то, конечно, Бог отходит от них.

Да, ну… они решали такие проблемы. Я думаю, что, понимаете, теология в том‑то и наука, хотя она не похожа вроде на науку, — она все‑таки не должна… она должна быть скромной, такой же скромной, как хотя бы физика или химия, потому что она может говорить о том, что открыто, или о том, что можно из этого открытого вывести путем мышления какого‑то. Ну а всё остальное — это от лукавого. То, что не открыто, то, что нельзя вывести…

В. И. То есть нельзя рационализировать тайну, потому что она перестает быть тайной, а она не зря тайна.

О. А. Не зря. Если б нужно было, нам бы объяснили все детали. (Вздыхает.) Вот примерно так.

В. И. Спасибо.

ПРОПОВЕДЬ ОБ АНГЕЛАХ

21 ноября 1977 г.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Сегодня мы с вами ангелов ублажаем и молимся им, молимся как нашим старшим братьям, как нашим невидимым помощникам, ибо знаем, что Господь связал нас всех узами с их невидимым миром. И многие из вас знают, что значит ограждение ангела–хранителя, потому что у каждого из нас, как говорит сам Господь Иисус, есть ангел, который видит лицо Отца нашего Небесного. Значит, у нас там есть двойник, брат небесный и небесная сестра, как тот, кто нас покрывает и охраняет.

Конечно, ангелы не всемогущи, конечно, они тоже твари Божии, как и мы с вами, но они в своей таинственной жизни, нам непостижимой, связаны с нами. И вот вспомните о тех случаях, когда вы были на волоске, может быть, от горя, от гибели. И вот мы всегда это объясняем совпадением, случайностью, но слишком много таких случайностей. Можно сказать, что если б не было вот этих пекущихся о нас незримых существ духовных, никто бы и жить на свете из нас не мог. Начиная с детства, они нас охраняют.

Я помню однажды, лет 15 назад, мы делали ремонт в храме, и вот железная балка упала на меня — вот столько было сантиметров. Еще немножко, и я бы там и остался. Опять случайность или совпадение? Но мы с вами не верим в случайности, знаем, что сила зла велика и что Господь ограждает нас, когда мы уповаем на Него. И вот тут‑то ангелы–хранители, служители Его, в последний момент могут удержать нас на краю пропасти. Конечно, это не всегда бывает, конечно, еще раз повторю, не всемогущи ангелы, и грех наш велик, и зло в мире велико, — и все‑таки они наши заступники. Во–первых, они молятся за нас. Во–вторых, они нас ограждают от зла не только видимого, но и невидимого. Опять вспомним, сколько раз бывало, когда у нас желание возникало сказать что–нибудь злое, сделать что‑нибудь дурное, и вот где‑то в глубине сердца кто‑то нам как бы шепчет: остановись, опомнись. Кто это? Совесть наша? Да, конечно, совесть. И ангел–хранитель, который внятно иной раз говорит нам и останавливает нас.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее