Отец и сын

Встряхнулся я от этой липкой одури и к осмысленной жизни вернулся благодаря случаю – у меня ночью украли крест, который утром оказался на груди Колючего. «Отдай крест» – сказал я ему. Он не ответил, лишь зевнул и отвернулся. Тогда я его предупредил: «Не отдашь крест, я сделаю заточку и сниму крест с твоего трупа». В тот день меня били особенно долго и жестоко.

* * *

Стремление вернуть свой крест, а также возникшая тяга ко Христу Богу, память о Его страданиях на Кресте, вдруг наполнили мою жизнь ярким смыслом и яростной силой. На промке я подобрал обрезок арматуры толщиной в палец и стал его точить. Все смеялись надо мной, сравнивали мою комплекцию с тушей и положением Колючего. Но я ни на что не обращал внимания и молча острил заточку. Её у меня воровали. Тогда я снова выбирал арматурину и снова её точил.

* * *

Сила от Господа прибывала ко мне и я стал распрямляться. Я теплей стал молиться и чувствовал себя всё тверже и увереннее. Однажды в умывалке Бубен замахнулся, чтобы ударить меня. Его я остановил словами: «Тебе не надо выслуживаться перед Колючим. Он – не жилец. Ангел смерти встал над ним». Так, силой, данной свыше, побои для меня закончились. Я дальше стал молить Бога: «Господи! Дай силы довести дело до конца! Не дай малодушия сердцу моему». И вот пришла та ночь, когда я ощутил, что чаша моей ярости исполнена гневом до краёв.

* * *

Над шконкой Колючего не было второго яруса и я смог хорошо размахнуться, чтобы нанести смертельный удар. От фонарей с периметра в бараке был полумрак и я увидел, что Колючий не спит. Наши взгляды встретились. Я ударил заточкой ниже правого плеча, решив, для Бога, его не убивать. Затем забрал свой крест. Зажегся свет. Колючего утащили вместе со шконкой, ибо заточка глубоко застряла в доске. Я лег спать и первый раз за все время на зоне крепко заснул и даже проспал подъем и построение.

* * *

Моё положение в «коллективе» изменилось. Его шестёрки стали моими шестёрками. Его кенты стали моими кентами. На больничке Колючего охраняли, боялись чудаки, что я захочу его добить. Спустя полтора месяца «по актировке – врачей путевке», он покинул зону. А я получил новый срок.

* * *

Мир меня не принял. В общей сложности я пробыл 34 года в заключении. Так уж сложилась жизнь. Всех вас, моих сродников – близких и дальних, я вымаливал у Господа – брал ваши грехи на себя. Поэтому ты, Вячеслав, живи спокойно. Ты чист. Ничего, кроме греха, не бойся. Ты омыт, говоря иными словами, кровью Христа Спасителя и моими слезами…

Аминь+

Второе рождение сестры Валентины

Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться. (Иак. 5;16)

Кто злословит отца своего или свою мать, того должно предать смерти. (Исх. 21; 17)

Почитай отца твоего и мать, это будет первая заповедь с обетованием: да будет тебе благо, и будешь долголетен на земле (Еф. 6; 2)

Одна злонравная дочь, ослепленная помрачением ума схватила нож и ударила в сердце родной матери. Мать умирая прошептала: «Дочь моя, смой скорее кровь с ножа и выкини его подальше, чтобы не нашли, когда придут за тобой, чтобы взять тебя». (Притча)

Три старых друга сидят за трапезой. Тетя Клава, мать Бориса, сухонькая белая старушка, накрыла школьным товарищам на стол под яблонькой, посидела с ними немного и деликатно удалилась, давая возможность мужчинам непринужденно общаться.

– Братья, – выбрав минуту, начал Борис, – хочу перед вами покаяться. Послушайте и разсудите мой случай. Все вы хорошо знаете мою сестру Валентину. Так вот, в последнее время она стала к матери нашей цепляться. Ну, скажем, сидим мы за обедом. Мать или крошку изо рта уронит, или молоко у неё на плите убежит, – Валька тут же начинает орать на мать. Особенно сестра лютует, когда у нас гости. Тут уж она все гадости на мать навесит. И безрукая ты, и кривая ты, и как ты, вообще, дожила до таких лет. И так далее. Противно слушать. Я с Валентиной много раз говорил на эту тему. Валя, говорю, Христом Богом тебя заклинаю, оставь ты мать в покое. Не приставай ты к ней. Она пожилой человек, ей очень тяжело делать даже самые простые вещи. И потом, она наша мать. Она нас родила и воспитала. У меня дороже матери нет человека на земле – мы с тобой ей всем обязаны… Валентина вроде бы соглашается, кивает головой, а потом опять берется за своё. И уж сколько раз так было.