Читаем Отец и сын полностью

Можно с некоторой степенью вероятности предположить – о чем шел разговор между братьями. Иван советовал сей же час, немедля бежать и перебираться через границу. Александр колебался. И мотив у сомнений его был тот же, который снедал его тогда, после поездки в Вену, когда царевич просил его остаться за границей, а именно – боязнь утратить свое немалое имущество. В дискуссии братья потеряли время; и когда Александр Васильевич все-таки бежать решился, то бежать было уже невозможно. В ворота стучали прикладами ружей солдаты, посланные Светлейшим для ареста Кикина. Ворота пришлось открыть. И разговор был короткий:

– Кикин? Александр Васильевич? Велено тебя по Государеву указу взять под караул на гауптфахт! А брату твоему на дворе своем быть безвыходно!..

Еще какие-то минуты назад Александр Васильевич, хотя и встревоженный всяк всякой меры, но свободный, держал совет с братом своим. А в сию минуту его уже везли на гауптвахту, и на той гауптвахте его ждал Меншиков.

10

Конечно, розыск в петровские времена представлял собою страшный, безжалостный и в высшей степени жестокий процесс, хотя и далеко не всегда результативный. Но в нашем случае, а именно, в розыске по делу Алексея Петровича, рискнем заметить, клубок распутали практически до конца и искомого результата достигли – то есть круг участников дела выявили.

Заметим a priori следующее.

Этот самый круг участников дела не был многочисленным. Что доказывает, что несмотря на то, что цель участников заговора, цель-maximum состояла в возведении на престол Алексея Петровича, сил для реализации этих целей у них было, мягко говоря, маловато. Понятно, почему они делали ставку на случай: они были авантюристами в полной мере.

Но для царя это было не так важно. А важно для него было то, что во- первых – родной сын оказался предателем. Это отца, без сомнения, потрясло. Участие Евдокии, своей отторгнутой жены в этом деле хотя и очень косвенные, было для него вторым ударом. И, наконец, то обстоятельство, что на стороне предателя-сына оказались зарубежные силы – в этом был третий удар для Петра.

Все остальное, и каждый удар, взятый порознь, можно было и не принимать во внимание. Но все взятое вместе, как нам кажется, разрушительно и долго действовало на самолюбие Петра Великого великим же раздражающим фактором. Потому-то он так жестоко и энергично довел розыск до конца, а сына своего, хотя и обещал пощадить – не пощадил. Хотя, повторимся, быть может, первоначально и не прочь был его и помиловать.

11

Давайте же попытаемся посмотреть на процесс розыска с близкого расстояния. В какой-то мере реконструировать его события, чтобы читатель вместе с автором пришел к выводу, что решение отца казнить сына было не первоначальным, а сформировалось в процессе самого розыска, и более того – в самом его конце.

Итак, Александра Васильевича Кикина привезли на гауптвахту и тут же, во исполнение воли царской, оковали. За сим окованный Кикин поставлен был «пред светлые очима» Александра Диниловича Меншикова. При этом Кикин бледный, даже, как говорят в таких случаях, несколько сам не свой, все-таки нашел в себе силы осведомиться у Светлейшего:

– Князь Василий Владимирович Долгорукий взят ли?

– Не взят, – был ему ответ Меншикова.

– Так я и знал, – заметил Кикин горько. – Нас истяжут, а Долгоруких, царевич, пожалев фамилию, прикрыл…

У нас еще будет случай уяснить вопрос о том, прикрыл или не прикрыл царевич князя Василия Владимировича.

Но с Кикиным, – с Кикиным обошлись очень, очень сурово. Он был окован «цепями со стульями и на ноги железо». Причем, его и Ивана Большого, которого взяли в туже ночь, вначале пытали «только вискою одною», а кнутом не истязали, чтобы в пути в Москву, куда по приказу Петра их скоро перевезли, они «дорогою не занемогли».

Для Кикина это были только цветочки. И не только потому, что царевич пока еще всего не рассказал. Кикин не знал, что еще до отъезда Петра в Копенгаген, куда должен был приехать по собственному выбору Алексей, царь по поводу Кикина приказал, «чтоб око на него имели и стерегли». Что-то было уже на Кикина у Петра. Ведь Александра Васильевича, как мы помним, едва не приговорили по суду за казнокрадство. От обвинительного приговора его спасла царская жена – Екатерина Алексеевна. Те, первые двое арестованных могли молчать пока или не молчать, но отлично понимали, что их положение будет прямо зависеть от того, кого еще назовет царевич.

А он уже с самого начала розыска многое понял. Не мог не понять. И приходил, поэтому, во все большую растерянность и даже в отчаяние. возвращаясь все к одному и тому же – зачем ах, зачем он, несмотря на предупреждение Кикина ни в коем случае не возвращаться, все- таки поверил отцу и – вернулся. Ведь с той самой минуты, когда отец при всех заявил ему, что прощение будет, если он назовет сообщников, Алексей понял, что попался. Хотя вернулся он не только поддавшись этому обману. У царевича хватило ума и для собственного взгляда на вещи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза