Отец и сын

– Слушаюсь государь! – От страха Ушаков даже после царского пива протрезвел, как и не пил. Один страх остался. Но он все-таки ответил:

– Так ведь у нас слухи – что отравили – непременно пойдут. Как ни умер, а слухи, что отравили – будут. Как хочешь…

– А я проверю… Коли просто людская молва – будешь жить покойно. Но коли от тебя все пойдет – молись Богу. А я тебе обещаюся твердо: ни слова и никому не скажу, пока жив буду…

56

Весть о смерти Алексея Петровича, как ни старались «вверху», чтобы она за ворота крепости подольше не выходила, тем не мение очень скоро пошла гулять по городу.

Но никаких общепонятных действий, какие у нас предпринимают обычно широким порядком, когда человек умирает, не совершалось. Хотя узким порядком все шло обыкновенным образом. Только не все всё знали.

На соборной колокольне зазвонил колокол – как по покойнику.

Капитан Бахметьев, комендант Петропавловской цитадели приказ отдал двум своим гарнизонным солдатам-плотникам изготовить гроб на очень высокого человека.

Соборный священник отец Федор, тот самый, кто приобщил Алексея накануне святых тайн и исповедовал, обмыл и обрядил покойника.

А уже со следующего утра гроб с телом Алексея Петровича был помещен в «губернаторских хоромах», кои находились совсем рядом с собором во имя Петра и Павла. И кто-то уже ко гробу наведывался. Но полной известности не дали.

Более того. Траур объявлен не был. А было, в частности, как бы мы сейчас сказали «по дипломатическим каналам» извещено, почему никакого траура и не должно быть: потому что царевич умер преступником.

Вспомните, как радовались два солдатика, когда убедились что Алексей Петрович умер до казни. Они радовались тому, что царевич умер не как преступник, то есть не был казнен. А правительство, с ведома, и, конечно же, по позволению царя, объявило, что Алексей Петрович – преступник. Что и говорить – красноречивейшая разница в оценках.

Отец мертвого сына еще не видел. Зато Светлейший князь Меншиков потерял с радости голову, действовал, даже не спрашивая Благодетеля никаких по поводу покойника указаний. Пока указаний не было. Поэтому для Меншикова все было ясно: нужно не соблюдать траур, а скорым порядком вытеснять скорбный факт смерти августейшего государственного изменьшика ярким и веселым праздником. Надо только повод сыскать. И повод был сыскан, и праздник устроен – в честь девятой годовщины русской победы в Полтавской баталии.

Гроб с телом царевича Алексея стоял в губернаторских хоромах, а в это время в Троицком соборе новой столицы шла праздничная литургия – благодарение Богу за Полтавскую викторию. После литургии начался парад войск с пушечною пальбою; после парада был устроен обед с обильной выпивкой, прошедший в только что отстроенном Почтовом Дворе. А вечером еще гуляли и веселились в саду. И Петр – гулял и веселился вместе со всеми; больше того – старался быть веселее всех, ибо силился, вероятно, заглушить вполне возможные даже для такой крепкой натуры, невеселые ощущения. Получился весьма насыщенный праздничный день.

Но – удивительное дело! – даже в таком праздничном угаре царь все-таки нашел время подробно распорядиться о том, как должны были пройти похороны сына.

Царь повелел, и 28 июня, в десятом часу утра гроб с телом Алексея переместили… в Троицкий собор, то есть туда, где меньше суток назад шла торжественная литургия в честь преславной Полтавской победы. Мертвого царевича при этом перемещении сопровождали: епископ Карельский и Ладожский Аарон и вкупе с ним – два архимандрита и несколько священников. Были так же и персоны недуховные: знакомые уже нам канцлер Головкин, Ушаков и Скорняков-Писарев.

В соборе псалтирь читался как и положено быть.

Непрерывно нес караульную службу парный наряд от Преображенского полка.

Но отец и в этот день покойника-сына опять-таки не видал.

Что же, отец сего не хотел, что ли?

Может быть, и не хотел, но и другим образом можно все объяснить. Дело в том, что следующий день был 29 июня – Петров день, царские именины, и надобно было выбирать: грустить по сыну или праздновать. И царь выбрал. Именины, а не похороны.

В Троицком соборе лежал мертвый сын, а царь с утра принимал поздравления. Потом празднично разодетая толпа повалила в портовые доки, где, наконец, девяносточетырехпушечный фрегат, о котором уже говорилось не один раз, был под ликование публики торжественно спущен на воду. Потом – опять ели и пили очень много. И самым веселым на пиру был Светлейший. И было очень похоже что и царь решил в этот день на свою урину наплевать. Во всем этом веселии заметно грустной была только Екатерина Алексеевна.

А поздним вечером дали красочный феерверк.

57

Только на следующий день, тридцатого июня, царевича Алексея Петровича, наконец, похоронили. И вот как это произошло.

Семь часов утра в Троицкий собор пришли пешком царь с женою, и находились у тела Алексея вплоть до того времени, когда началась лития.

Во время литии, которую служил местоблюститель патриаршего престола и митрополит Рязанский Стефан Яворский, государь держал себя холодно и торжественно-важно. Екатерина Алексеевна плакала.