Отец и сын

Полгода! Это срок поначалу показался Алексею столь большим, что он посчитал за разумное вовсе выкинуть из головы все тягости раздумий по поводу выбора. Но полгода, оказывается, уже пролетели – быстрее быстрого. И когда сын взял в руки письмо отца, то не сумел скрыть на лице ни досады, ни растерянности.

И все же он заставил себя тотчас сломать печати и прочитать письмо. Немедленно по прочтении он понял с облегчением, что отец не написал ничего нового. Старая отцовская песня – «продолжатель дела или монах» осталась неизменной. Алексей перевел дух. И тут только заметил: на обороте листа имеется продолжение. Прочел и продолжение. Смысл дописи отцовской уловил сразу. А уловивши – во мгновение ока покрылся страшным потом.

И было от чего.

Отец писал: «О чем паки подтверждаем, чтобы сие конечно исполнено было, ибо я вижу, что только время проводишь в обыкновенном своем неплодии».

Алексей сразу уразумел: хотя отец и был далеко, он был точно осведомлен о том, как проводит время сын. «Следит! – в ужасе подумал царевич, кусая себе пальцы. – От него нигде не укроешься!»

Паника, поднявшаяся в душе царевича, лишила его способности продуктивно размышлять. Перед глазами встал мрачный отец и впер в сына гневный взор свой. Именно под таким его взглядом царевич обыкновенно терял дар речи; начиналась молчаливое слезоточение.

Да, могуч был отец. И сын это, конечно, понимал. Много раз он убеждался в том, что и мысли сыновние отец читает совершенно без затруднений.

– Убежать бы от него, куды ни то… – с тоскою думает царевич. – А так – он меня точно в монастырь запечатает…

Подумал так царевич и стал испуганно по сторонам оглядываться, подумавши вдруг, что отец – где-то рядом стоит, притаившись, мысли Алексеевы явно слышит и улыбается страшно. Но в карете-то ведь точно никого не было. Ефросинья – не в счет. Можно было успокоиться. И хоть что-нибудь решить. А что решить?

Вот отец пишет – в монастырь, мол, иди. Но ведь Алексей не хочет в монастырь. А что о пострижении отцу ранее писал – то все, как есть – кривда. До смерти в монастыре сидеть? Еще чего!? Но ведь, по правде говоря, он и отцовское дело продолжать не станет. Еще чего?! Армия, корабли эти треклятые, пушки, камзолы, табак…И чего там еще… книги скучные, геометрия эта… Нужно нам сие? Пошло все к черту! Ведь… это… Жили раньше, проживем и дальше!.. Старые-то люди – не дурей нас были… Бога любили… В Европу эту не лезли. Токмо свою землю оберегали – и хватало, и ничего!

От раздумий таковых, совсем, как понимает читатель, невеселых, царевич часто и тяжко вздыхал, перекладывал дорожные подушки, но все было не так, все было жестко, все неудобно… Черт бы все побрал!

Видя это, Ефросинья спросила у него участливо – отчего он нынче непоседлив и беспокоен, места себе не находит будто. Царевич немного помолчал, усмехнулся и ответил:

– Судьбу себе выбираю.

– Ох, – вздохнула наперстница. – Разве же судьбу-то можно избрать? Судьба – она уже ведь вся дочиста записана. И ангел небесный запись у себя за пазушкой держит, никому прочесть не дает…

– Ты думаешь? – спросил Алексей Петрович опять несколько задумчиво. – Нет. Я чаю – человек сам поступает, как хочет, по своему, а ангел небесный только счет ведет, чтобы, значит, ошибки какой не было… – Тут он помолчал опять и продолжил тихо, словно боясь, что кто-то подслушать может:

– А уж какой меня выбор ждет с часу на час – и говорить боюсь. Дух захватывает.

– Ох! А что за выбор?

– Ехать надо.

– Куда?

– К… батюшке. – Царевич ей поначалу правду сказать не решился.

– Надолго ли?

– Как случится.

– А я?

– И тебя – возьму. Я теперь без тебя и дня не могу прожить. Привязала. Проказница. Чертовка. – И полез целовать.

Она засмеялась, чуть-чуть только отстраняясь.

– Да, умею. А что, разве это грех какой?

– Грех грех, – и немалый! – царевич не утерпел, заулыбался, но долго улыбаться было некогда:

– Ну, стало быть, так. Три дня на сборы тебе даю. Спаси Господь промедлить. Батюшка написал, чтоб я более недели… того… не мешкал.

Алексей Петрович внешне уже почти не волновался. Был как всегда. Ибо должно было всем показывать то, что все должны знать, а именно, то, что он, сын, готовится по письму отцовскому к отцу спешно выехать.

26

Итак, как мы с вами поняли, царевич решился ехать. Однако, в его внутренних рассуждениях мы так и не смогли показать решение выехать – как следствие каких-нибудь последовательных, или, тем более, мучительных раздумий. Он даже не сказал себе радостно: «Вот – случай! Если я им не воспользуюсь сейчас, то другого случая такого больше не будет».

Он как бы допускал этот вариант как реальный, когда Ефросинье сказал что судьбу выбирает. А далее – только крепил аргументы.

Хотя, какие там аргументы…

Ведь он решился – даже несмотря на то, что ничегошеньки не ведал из того, что удалось сделать Кикину. И удалось ли. Поэтому нужно сделать совершенно определенное суждение: решение Алексея ехать было подлинной ав антюрой.

27

Но, прежде чем ехать, надо было собраться. А сборы он знал с чего надо было начинать. С денег. Значит, раньше всего – надо к Меншикову.