Отец и сын (сборник)

– Была такая жизнь. Вы пробивались через верховья Васюгана в жилые места, чтобы отдать себя в распоряжение командования Красной Армии. Остановившись по пути к этой цели у Исаева, вы увидели, что его заимка – это база контрреволюции, и вы уничтожили эту базу, уничтожили начисто поджогом всей усадьбы.

Кибальников и Отс смущенно переглянулись, не зная еще, как отнестись к тому, что говорил Ведерников.

– Ну а расстрел партячейки коммуны? – тихо, вполголоса спросил Кибальников.

– Чистое совпадение! С партячейкой расправились остяки, которые считали, что коммуна покушается на все их угодья. Это ведь еще версия полковника Касьянова. Но таков и наш общий взгляд на события тех лет. И если этот взгляд будет действительно общим – все иное недоказуемо!

– И верно, Гриша, – сказал Кибальников, – есть что-то обволакивающее в твоих словах. Вначале ложь удивила меня, но вот прошло несколько минут, и я стал сживаться с ней. Когда пройдут месяцы и годы, выдуманное покажется таким же естественным, правдивым, как и пережитое.

– Счастливые вы люди! А мне все еще как-то не по себе! – сознался Отс.

– Может быть, Кристап Карлыч, побежишь каяться?! – Ведерников взглянул на Отса глазами, полными презрения.

– Привыкну, Гриша! Прости! – виновато сказал он.

– Надо не привыкнуть, а поверить, – твердо и требовательно отчеканил Ведерников.

– Ты сильный человек, Гриша! Ты призван свершить что-то значительное. Я всегда восхищался тобой. Помню твой приезд из коммуны. Мы с Алексеичем ждали, что ты привезешь стратегию и тактику наших действий, а ты привез любовь. Ах, как ты тогда и рассердил, и порадовал, и удивил меня. Вот это характер!

– Я отнес тогда этот поступок на счет его храбрости и молодости. Но теперь, как и ты, Кристап Карлыч, вижу в этом натуру крупного человека.

Кибальников и Отс не хитрили: Ведерников изумлял их своей энергией и устремленностью.

– А второе, что я должен вам сообщить, – как бы продолжая прерванный разговор, сказал Ведерников, – не порадует вас. Внучка Порфирия Игнатьевича жива-здорова. Помните, звали ее Надюшкой. Иногда она таскала нам на заимку еду.

– Ну как же не помнить?! – воскликнул Кибальников.

– И я ее отлично помню, – подтвердил Отс.

– Живет! И ни от кого столько беды не может быть, сколько от нее. Встретил я ее в Каргасоке. И порадел ей немножко, поскольку деда ее отправили все-таки на тот свет, – усмехнулся Ведерников.

– Неужели загубил?! – с испугом спросил Отс.

– Ну зачем же, Кристап Карлыч, так плохо думать обо мне? Просто попросил одного человека послать ее подальше, на Тым, чтоб она поменьше с людьми общалась.

– Далеко заглядываешь, Гриша, ничего не скажешь! – одобрил Отс.

– Обязан сообщить вам, кроме того, еще некоторые важные подробности. У комиссара Бастрыкова был, оказывается, сын. Он жив. Парень работает матросом на катере. Присматривать за ним стоит. Самое опасное, если эта молодежь пойдет в политику, вздумает продолжать дело отцов…

– И откуда, Гриша, ты все это знаешь? – спросил Кибальников.

– Откуда?! Скажу сейчас. И немало вас удивлю. Среди убитых коммунаров был Василий Степин. У него осталась дочь – Мария. Она учится в Томске, будет скоро врачом и, по всей вероятности, станет моей женой.

– Батюшки! Чего только не бывает в жизни! – по-бабьи всплеснул руками Отс.

– И что же, Гриша, это у тебя по любви или из соображений родства с коммунарской порослью? – поинтересовался Кибальников.

Ведерников махнул рукой, отшутился.

– По любви, Михаил Алексеич, по любви, хотя я и отлюбил свое еще в Петербурге… А потом на Исаевой заимке…

– Ты что же, Гриша, так и не был женатым? – продолжал любопытствовать Кибальников.

– Был, конечно, Михаил Алексеич. Три года с одной дурехой жил, а потом обнаружилось, что она дочь мариинского исправника. Ну, с такой женой, сами понимаете, в большевистскую партию не проскочишь. Бросил, развелся подобру-поздорову. Мне на счастье подобрал ее один новоявленный попик. Приход ему надо было получить, а для этого требовалось матушкой обзавестись…

Ведерников весело засмеялся, поблескивая в сумраке белками своих выпуклых глаз.

– А кто ты теперь, Гриша, по должности? – прошептал забившийся в угол Отс.

– Начальник межрайонной государственной конторы «Сибпушнина». По всему краю мои люди работают.

– Как это по-старому? Чему равно? Статскому советнику? – спросил Кибальников.

– Нет, Михаил Алексеич. К такому делу статского советника и близко не подпустили бы. Миллионами ворочаю!

– Вот оно как! Выходит, у тебя генеральский чин. Ваше превосходительство! А мы тебя с Карлычем все Гриша да Гриша. Извини, Григорий Валерьянович, неучтивость нашу. – Кибальников встал и с напускной почтительностью поклонился.

Встал и Отс как-то механически вслед за Кибальниковым.

– Да что вы, в самом деле, смущаете меня?! – воскликнул Ведерников. – Садитесь. Немедленно садитесь.

– Ах, черт возьми, жаль, что нечем обмыть ваше высокое звание, Григорий Валерьянович. Еще раз извините, – сказал Кибальников, на этот раз уже без всякой шутки.