Отец Иакинф

Поутру, чуть свет, погрузились на судно. Море было неспокойно. Зарядил дождь, дул крепкий шелонник, и их дощаник все время относило к северу. Чтобы преодолеть расстояние в пятьдесят пять верст, им потребовалось почти двадцать часов, и они причалили к пристани уже затемно, при свете факелов.

II

Забайкальский край встретил их неприветливо. Байкальский чалдон был прав. Последние дни июля в Забайкалье шли сильные перемежающиеся дожди, реки вышли из берегов, начался, как тут говорили, потоп. Первое-то время, правда, они ехали по отрогам Хамар-дабана, и вздувшиеся реки плескались далеко внизу. Но когда спустились к Селенге, Иакинф воочию представил себе, что за бедствие обрушилось на Забайкальский край. Река разлилась верст на двадцать. К четвертому августа, как рассказал им чиновник из Верхнеудинска, встреченный в пути, Селенга поднялась до двадцати четырех футов выше обычного уровня. Селения, расположенные по Селенге и в устьях ее притоков, оказались большей частью потоплены или даже начисто снесены водою. Жители прибрежных селений, никак не ждавшие такой высокой воды, успели угнать только скот, а сами, побросав жилища, перебрались в юрты и шалаши по горным возвышенностям.

Тут, на последней перед Верхнеудинском станции, Шиллингу и его спутникам пришлось расстаться с экипажами и, перегрузив кладь в плоскодонный баркас, добираться до Верхнеудинска, как тут говорили, вплавом. Едва торчащие из воды верстовые столбы показывали направление пути. Верхнеудинск был по колено в воде. По улицам из дома в дом плавали на лодках или сколоченных на скорую руку плотах.

На соборной площади, к которой они пристали, им встретился крестный ход. Жители Верхнеудинска, отроду не видавшие подобной напасти, вынесли образа и служили на площади, к которой тоже подбиралась вода, молебствие о спасении города. Над Верхнеудинском плыла тревожная медь колоколов всех четырех его церквей.

С помощью по счастливой случайности встреченного в пути чиновника, человека любезного и распорядительного, они быстро устроились на ночлег и, переменив платье, в тот же вечер нанесли визит городничему.

Тот только что вернулся с молебствия, и они нашли его в состоянии весьма озабоченном. И все-таки, верный обычаям сибирского гостеприимства, он усадил их за стол и принялся потчевать превосходно очищенной водкой местного производства; как он сказал, заметив, что она пришлась гостям по вкусу, свежепросольным омулем и краснорыбицей отменного, как признал Иакинф, посола.

Гости почли долгом выразить сочувствие по поводу постигшего уезд несчастья.

— Ах, и не говорите, господа, — вздыхал городничий. — Бедствия, причиненные этим потопом, трудно себе даже представить. И не только уезду, но и целому краю. Все хлеба, посеянные близ разлившихся рек, от самой китайской границы до Байкала потеряны. Я уж не говорю про сенокосы. То, что скошено, унесло водой, а оставшееся на корню затянет илом. И в довершение всех бед должно присовокупить еще и потерю омуля. Обычно-то лов омуля в Селенге открывался как раз об эту пору — в конце июля, в начале августа.

— А омуль ваш действительно выше всяких похвал, — счел нужным отметить Шиллинг.

— У нас ведь это не лакомство, а, можно сказать, коренная пища. Вам-то, барон, это, может, и неизвестно, а вот отец Иакинф — старый сибиряк и, должно, хорошо в сем осведомлен. Спокон веку так. Не только тут за Морем, но и во всей Иркутской губернии.

— Как же? Превосходно знаю, промысел сей всегда доставлял пропитание тысячам людей, живущих по берегам Селенги да и во всем Прибайкалье. И лучший омуль, заметьте, Павел Львович, не байкальский, а именно селенгинский.

— А нынче вода так поднялась, что тут уж не до омуля.

— Отчего ж такое наводнение приключилось?

— Кто его знает! И старожилы-то местные такого потопа не упомнят.

— Слыхал я, в западных областях Китая случилось в минувшем месяце сильнейшее землетрясение. Уж не тому ли землетрясению китайскому потоп сей одолжен? — высказал догадку Иакинф.

— Все может быть, — согласился городничий. — Все может быть. Во всяком случае, такого паводья у нас еще не бывало.

Иакинф принялся расспрашивать городничего про его город. Он обещал Сомову непременно написать о забайкальских городах в "Литературную газету" и потому пользовался малейшей возможностью, чтобы что-нибудь о них разведать.