Отец Иакинф

Сначала один, а потом двое помощников. По словам Александра Васильевича, за эти годы Уэйль порядочно выучился монгольскому и тангутскому языкам. Усердно изучает тут нравы и обычаи бурятских племен и их шакья-муниеву веру. Так что, Павел Львович, встретиться с ним вам будет любопытно.

Разумеется, и Шиллинг, и Соломирский с воодушевлением приняли предложение нанести визит Уэйлю.

Дом английской миссии располагался на склоне сопки на противном берегу Селенги. Но река разлилась и подходила к самой ограде английской усадьбы.

Уэйль встретил негаданных гостей весьма приветливо. Говорил он по-русски изрядно, хотя, может быть, несколько деревянно и утомительно правильно. Оживлению хозяина немало способствовало и то, что Соломирский превосходно говорил по-английски. А Уэйль, кал выяснилось, одиннадцать лет не был в Англии и, конечно же, никак не ожидал услышать тут родную английскую речь.

Двухэтажный дом Уэйля был устроен на английский манер. Хозяин провел их в небольшую, но уютно обставленную гостиную, усадил в кресла, слуга-бурят затопил камин. В доме нашлась даже бутылка шотландского виски.

С большим интересом расспрашивал хозяин Шиллинга про его экспедицию. Когда Павел Львович сказал, что одной из самых сокровенных целей его является ознакомление с книгохранилищами бурятских дацанов, а если посчастливится, так и приобретение Ганчжура, о котором в Европе знают только понаслышке, Уэйль отнесся к этому намерению гостя весьма скептически.

— О, мистер Шиллинг, это невозможно!

— Отчего же?

— Насколько я знаю, во всех ламаистских дацанах за Байкалом есть только три экземпляра Ганчжура. И ламы трясутся над ними, как над величайшей святыней. Даже близко к ним не подпускают. Один из этих трех экземпляров находится в храме Чикой, неподалеку от Кяхты. Чикойский монастырь приобрел его у одного бухарского купца за семь тысяч быков.

— Хм, неплохая цена, — усмехнулся Соломирский, — вы не находите, Павел Львович? Да, видно, придется вам раскошелиться! Эдакое стадо быков — и за что? Подумать только, за несколько книжонок, которые все равно в Петербурге никто прочесть не сумеет.

— Это не несколько книжонок, как вы изволили выразиться, Соломирский! — обиделся Шиллинг. — Ганчжур состоит из ста с лишком томов! Да будет вам известно, что это своеобразная энциклопедия буддизма, его вероучения и мудрости. Тантры, сутры, поучительные беседы Будды со своими учениками. Нет, это, разумеется, настоящее буддийское сокровище! Достать его — моя давняя мечта. Его нет ни в одной европейской библиотеке. Простите, мистер Уэйль, а остальные два экземпляра?

— Второй, как мне удалось выяснить, находится в дацане Бултумур, это в Тубунгутском улусе. И, наконец, третий, и, как мне говорили, самый лучший, отпечатанный в западнотибетском монастыре Нартанг в ста одном томе, хранится в дацане Субулин, на реке Онон. Должен сказать, мистер Шиллинг, что я побывал во всех трех монастырях, и не раз. Но все мои попытка только познакомиться с этими Ганчжурами встречала решительный отпор со стороны тамошних лам. Они, повторяю, так дрожат над этими святынями, что ни за что не согласились даже показать их.

Пользуясь присутствием просвещенных европейцев, Уэйль стал жаловаться на свою судьбу. Ламы, которые пользуются здесь таким влиянием, по словам Уэйля, настроены крайне фанатически. Всеми способами стараются препятствовать распространению в своих степях христианской веры. Уэйль рассказал, что он учредил гут училище для молодых бурятов и преподает им кроме российского и монгольского языков начальные основания математики (для этого он даже перевел на монгольский язык учебники арифметики и геометрии), а желающим также английский, греческий и латинский языки. Так вот ламы, проведав об этом и стремясь всячески отклонить юных своих единоземцев от новой веры, препятствуют даже посещению училища.

— Их верховный жрец Хамбу-лама пригласил меня к себе, — рассказывал Уэйль, — он имеет пребывание в монастыре Тамчинтала на берегу Гусиного озера. Он принял меня весьма холодно. В присутствии своих ассистентов-гэлунов изволил заявить, что если я прекращу экспланацию моим ученикам Евангелия и лимитирую себя преподаванием лишь светских наук и языков, то никто не будет делать мне препятствий и число учеников у меня сразу возрастет. Но разве я могу на это согласиться? Главное, для чего мы сюда прибыли, есть проповедь среди идолопоклонников слова божия, обращение их в истинную веру.

— И сколь же вы преуспели на сем поприще? — спросил Иакинф с улыбкой. — Много ль бурятов приняло у вас христианскую веру?