Отец, или Цена родительской любви

– А ты знаешь, отец, ты, кажется, опять прав! Ты всегда прав, отец!.. Это ну просто удивительно! У меня отец, который всегда прав!.. Остаётся только ещё немного удивиться, почему у такого правильного отца получился такой непутевый сын… И почему мой правильный отец не был столь же беспощаден ко мне, когда я сбил мальчика и трусливо сбежал!.. Ведь сколько бы мне дали тогда? А? Да практически нисколько! Мальчик-то быстро поправился! Ну прав лишили бы! Ну оштрафовали бы! Ну даже если бы и срок влепили, то, наверняка, условный!.. Короче, хоть как-то, хоть немного, но дали бы мне ещё тогда хорошо прокакаться! И я, глядишь, получил бы от жизни урок, по тем временам очень неприятный, но отсюда глядючи – ну совсем безобидный… Но мой любящий отец только пожурил меня и, надавив на мораль, не очень-то настойчиво посоветовал идти в больницу, к мальчику, но никак не в прокуратуру… И я быстро сообразил, у меня, оказывается, есть выбор: идти или не идти с покаянием к власти… Я, естественно, смалодушничал, и не пошёл… Затем я предаю своего боевого товарища, а мой замечательный отец пишет об этом не в мою часть, а пишет в генпрокуратуру с просьбой помочь моему сослуживцу. А ведь в части бы мне, знаешь, как прищемили бы причиндалы, а? О-о-о!.. Если бы не выгнали с позором в отставку, то их головомойку я помнил бы всю свою оставшуюся жизнь!.. И вот я крошу череп Бублику… Он почти при смерти… А что же мой правильный отец?.. А он на мои сомнения, угрызения совести и решение идти сдаваться отвечает: «Ну зачем же сдаваться, сынок? Зачем? Чтобы я много лет не видел тебя?»… И я задумался, серьёзно задумался: мой отец готов скрыть любое моё преступление! – резко, по слогам повторил. – Лю-ю-бо-о-е!.. И ты думаешь, я не обмозговывал это обстоятельство как решающее, когда размышлял – бежать или не бежать из зоны?!.. Ночами не спал, только об этом и думал! Отец ведь спрячет! Отец поможет! Я ни за что не бежал бы, отец, если бы хоть на йоту сомневался, что ты меня укроешь от погони! Ни за что!.. И отец двоих малолетних детишек был бы жив… А ведь я никогда не хотел никому зла, отец. Никогда! Ты это знаешь… И совесть грызла меня не раз за мои ошибки. Но как-то так всё время получалось, что никто более за эти самые ошибки, порою довольно серьёзные, кроме моей собственной совести, меня не грыз… И я, как снежный ком, катился вниз своей души сначала потихоньку, незаметно, а когда заметил лавину, остановить её уже было невозможно, и каждый мой ход в этом направлении был цугцвангом, то есть вёл только к худшему… А ты, отец, по-настоящему предъявил мне претензии, все сразу, скопом, как говорится, всё в одном, только тогда, когда я убил человека… И даже не заметил, ты-то тоже, как и я, был в тисках цугцванга, только я ошибок, а ты – отцовской любви, когда каждый раз заботливо подстилал мягкий коврик под в очередной раз упавшую в пропасть бессовестности мою душу… Вот так, мой дорогой любящий заботливый отец… Так что не надо читать мне теперь мораль. Поздно уже… Теперь, как ты только что справедливо заметил, меня не исправит даже тюрьма, и сдаваться уже бессмысленно…

Игорь остановился. Постоял несколько секунд неподвижно, о чем-то, опустив голову в пол, сосредоточенно подумал, медленно достал из-за пояса пистолет.

– Убьёшь меня, сынок?.. – спокойно спросил Пётр Иванович. – Ну что ж, наверное, это будет правильно…

Игорь посмотрел на Петра Ивановича грустными глазами, вздохнул, медленно и с паузами проговорил:

– Ох отец-отец… Ничего-то ты не понял… Ничего… Ну да ладно… Что ж теперь… Ты прости меня, отец… За всё прости… Я любил тебя… И ты любил меня, я знаю… Но любовь твоя, отец, была странная… Может, теперь я и расплачиваюсь за эту странную отцовскую любовь?.. Не знаю… Не знаю… Но ты ни в чём не виноват, отец. Не кори себя. Наверное, все отцы так любят, нерасчётливо и безрассудно… А затем оплакивают жестокие ошибки своих детей, не понимая, как они могли их совершить… Прости меня, отец… И прощай… Помни обо мне…

Он решительно и быстро приставил пистолет к своему виску, выстрелил и упал рядом с телом Насти.

Пётр Иванович тут же вскочил, подбежал к лежащему на полу телу сына, закричал, плача навзрыд: