Отец лжи

Когда подходит Вова Шамшиков, Фил издаёт поросячий взвизг "Уиии-и!" и обнимает друга так, что его лицо общекочевают усы:

– Проходи, сынок! Папа любит тебя больше всего на свете!

Гапченко не может стерпеть измены и проталкивается вне очереди. Он торопится в класс вслед за своим Восанькой, но Фил придирчиво осматривает Тошу. Копылов не хочет лобызаться, напротив слишком много угрей, но фантазии не хватает, чтобы придумать испытание, и Гапченко проскальзывает в класс.

А вот Фурсу обхаживают как ближайшего друга. Фил радостно грохочет, предлагая Толе изречь что-нибудь важное, но тот снова портит спектакль:

– Папа, дай пройти!

Пока Фил занят с Фурсой, мимо протискивается Чайкин. Он смотрит вскользь, но тело напряжено, готово к толчку или остановке. Копылов замечает соперника, освобождает Фурсе проход и не пускает Чайку:

– Мимо Папы решил пройти? А ну целуй усы!

Фил подставляет трепыхающийся бумажный ус. Девочки, стоящие в очереди, прыскают.

– Пусть они целуют, – Чайкин вынимает руки из-за ремня, – дай пройти, у Вована списать надо.

– Мимо Папы просто так не пройдёшь! Ему надо что-то дать!

Смех нервно стихает, когда Чайкин настойчиво продавливает Копылова. Тот сначала лыбится, потом тужится, надеясь оттолкнуть, но в прореху со смехом лезут девочки – они хотят тройничёк – и Копылов отступает. Широкое лицо с узкими глазами багровеет. Фил злобно выглядывает в коридор:

– А я думал, что Папа в школу никого не отправил!!! Пожалуйста, проходите!

Копылов... до психолога верилось, что он главный враг. Зачинатель травли, её истопник. Зло. Должно же существовать тупое и отталкивающее существо, которое можно заслуженно ненавидеть. Это позже Локоть объяснил, что у травли нет уязвимого места, некуда нанести сокрушающий удар, и даже Фил послушно повинуется её законам.

Вспомнилось как несколько недель назад, когда травля уже была очевидна, классная отправила вместе с Филом купить торт к чаепитию. Пальцы и чаепитие... тоже вот, придумали. Идти с Филом не хотелось, наедине он совсем разойдётся, но Копылов оказался на редкость дружелюбен, разговаривал и шутил. Подвох, ощущавшийся поначалу, исчез, и из магазина вышли так, будто и не было ссоры.

– Постой чутка, я за бухлом, – Фил забежал в ближайшую разливайку.

Стало совсем тепло. Неужели тоже позовут в полутьму предпоследнего этажа, где, переданная по кругу, мятая баклажка наконец ткнётся в руку? И в конце долгого терпкого глотка будет сказано что-нибудь примиряющее, а в ответ, выдержав гордое молчание, прозвучит: "Да ладно, бывает". Раздастся смешок, пара дружелюбных тычков и всё станет как прежде.

Под арку, укрывшую от мороси, зашли двое. Бросили короткий взгляд, оценили. Спросили покурить, затем откуда, после – куда. Лица бледные, грязные, молодые. Торт купил, да? Осталось? Удели на людское. Нет? Тут учишься? Нам через смотрящих напрячь? Взвоешь. Каждый день выть будешь.

Ха-ха, ну да, конечно.

Развод прервал Фил, который с ходу, ничего не спрашивая, бортанул одного из ауешников. Тот отлетел, оскалился, сунул руку в карман, но товарищ не поддержал позу:

– Оставь, двинули.

– Ага, гребите, – Копылов угрожающе повёл плечами.

Короткая перепалка увеличивает расстояние. Фил не оглядывается, он уверен в себе. Рюкзак оттягивает холодная трёшка. Копылов мог и не вмешиваться, перед теми двумя не было страха. Почему Фил налетел? Не Шамшикова же защищал. Ах да, кто бы мог подумать... Ведь нужно сказать:

– Спасибо.

– Да ну, чепушилы какие-то, – отмахивается Фил, – погнали в класс.

А там, всего через несколько минут, всё понеслось по новой.

Начал, разумеется, Фил.

Позже Локоть объяснил, что травле необходим зритель. Травля – это расстановка верха и низа, само распределение ролей. Один на один гонитель может быть даже заботлив, ибо изгой исключён, это вещь в тебе, её можно ломать, гладить, трепать. Объект, неодушевлённость которого безлична. Но с появлением зрителей жертва становится частью социальной игры. Включившись в неё, можно упрочить своё положение или пошатнуть чужое. А наедине... наедине люди ещё остаются людьми.

К Филу появляется мимолётная благодарность. Не бросил, вступился. С ним защищено, он владеет тобой как собственностью. Наверное, некоторые женщины считают это любовью.

Сразу чувствуется что-то знакомое.

Неужто и отец был таким?

Копылов стоит в дверях, усердно раздувая приклеенные усы. Ему бы подкачать в столовой живот. Был бы похож.

– Целуй ус, – счастливо предлагает Фил.