Отец моего парня

— Зато тортик ела, — найдя взглядом тот самый тортик, на которой мужчина грешил мое внезапное хорошее настроение, взял тарелку в руки, отломил кусочек и вложил мне в рот. С таким видом, будто виагру в меня пихал: коварным и обольстительным. — Мне нравится, пчелка. Надо доставку таких на каждый день оформить.

— Я же толстая буду и страшная, — горестно вздохнула. Была бы моя воля, ела бы на завтрак, обед и ужин одни конфеты.

— Ты то? Ага, конечно, — недоверчиво покачал головой мужчина, оценивающе пройдясь взглядом по моим выпуклостям. А затем, видимо для проверки форм, не двойственно положил ладонь на бедро. Те телу прошли уже знакомые импульсы, кожа стала влажной от пота. — Раз ты так просишь, придется тебе кардио устроить. Три часа каждый день – минимум. Чего не сделаешь ради фигуры. Да, малыш?

— Ма-а-ашь, — губы мужчины были устремлены мне куда-то в шею, от чего кожа вибрировала, дрожала, покрывалась мурашками. Низ живота стягивало в напряженный ком… Особенную роль в этом играли руки, беззастенчиво скользящие по пятой точке. — Ну, Машунь… Поехали ко мне, а?

— Не могу, — наигранно горестно вдыхая, я беззастенчиво зарылась носом в копну его волос, перебирала пальцами короткие волосы, слегка натягивая их на себя. Это успокаивало. — Дела…

— Какие у тебя еще дела могу быть, а? — прыснул он, немного раздраженно. Крепче вжимая меня в себя. Будто я собиралась бежать, ей богу. — Еще и без меня.

— Важные, — закивала активно, — Очень-очень важные…

Ощущать тепло его кожи, пусть даже через одежду, было чем-то настолько приятным, что мозги плавились до состояния переваренной овсянки. Авто было припарковано прямо возле общежития, но с угловой высокой кирпичной стены, где нас никто не мог заметить. Тем более, ночью. При отсутствии фонарей-то.

Нервно втянув воздух, Дмитрий Петрович немного оттянул меня в сторону за волосы, заглядывая своими карими глазами в самую душу:

— У тебя еще неделя каникул. Чем ты собралась заниматься, мм?

Он не выглядел довольным. Отнюдь. Словно подозревал меня во всех грехах мира. Я же не собиралась перед ним отчитываться и лишь неопределённо пожала плечами.

— Этим ты можешь и в моем доме заняться, — внезапно ошарашил меня тот, припадая губами к шее. Я сдавленно застонала, прикусив губу до легкого жжения. Скользкий язык очертил жилку, а затем засосал тонкую кожу. Легкая боль отозвалась сильнейшей судорогой возбуждения. Я судорожно вжалась в его бедра и ощутила каменный стояк.

— Я не говорила, — мысли путались, голос охрип, — чем буду заниматься…

— Всем, малыш, — прорычал он жадно, сминая ладонями мою грудь через блузу. Затем как-то ожесточенно проник рукой под одежду, поднял лиф и сжал сосок. Этого хватило, чтобы я окончательно сошла с ума. — Всем ты сможешь заниматься рядом со мной!

— Не уверенна, — прошептала я, понимая, что в шаге от совершенно глупого оргазма. В одежде и даже без нормального контакта.

Он прошипел себе под нос что-то совсем не предназначенное для детей с яростным матом, а потом отстранился от меня. Теперь я была на расстоянии вытянутой руки. Задыхалась, глядя в его злые глаза в полном изумлении.

— Больше никакого секса в машине, пчелка, — клятвенно пообещал мне он с какой-то злорадной усмешкой. — Хочешь секса? Поехали ко мне.

— Ну, как знаешь, — скрывая досаду, я опустила взгляд, поспешно одергивая блузу. — Нет, так нет.

Под его насмешливый взгляд, быстро перелезла на пассажирское сидение, натянула верхнюю одежду и готова была уже уйти, даже дверь почти открыла, а потом решила стереть это самовольство в лица Дмитрия Петровича:

— Что ты знал, меня вообще ближайшую неделю в городе не будет. А может и дольше. Так что секса нигде не будет… У меня так точно…

Я дернула дверь, чтобы уйти, но она оказалась заблокирована.

Цокнув недовольно языком, я повернулась к нему и закатила глаза. Мол, давай. Начинай свою тираду.

— И куда это ты собралась? — строго спросил он. Таким тоном, которым обычно детей за непослушание отчитываю, ей богу.

— Тебя это касаться не должно, — в том ему отчеканила по слогам.

Дмитрий Петрович холодно рассмеялся, потом многозначительно накрыл колено своей медвежьей ладонью.

— Я тебя сейчас может очень сильно удивлю, малыш, — качнул он головой, наклоняясь ко мне так близко, что дыхание заставляя волосы на голове шевелиться, — но я ЕДИНСТВЕННЫЙ, кого это должно касаться!

— Чего это вдруг? — фыркнула, хмуро глядя под ноги.

Еще с детства у меня выработался рефлекс: когда приказывают – делай наоборот. Я выросла, а привычки остались прежними. И хоть одна часть меня шептала, мол надо все было рассказать мужчине сразу, а другая не хотела этого делать. Ведь неделя вдалеке могла отдалить нас с Димой. Гладишь, и влюблённость пройдет. Если повезет, совсем его забуду… Возможно, так только на пользу обоим пойдет?