Отец моего жениха

— Конечно, не запихнешь, если свои троюродные яйца хочешь в целости и сохранности унести. Пойдем с Димой поздороваемся. К нему как раз его гувернантки подлетели.

Я упираюсь на руку Паши и с достоинством графини уэссекской шествую к столу, возле которого стоит Дима со своими шлюховатыми подружками. Бывший парень выглядит настолько растерянным и бледным, что я на секунду чувствую укол совести. К счастью, быстро вспоминаю, что это он меня обманывал, из-за него я стала университетским изгоем, и что его клятвенные уверения в большой и чистой любви не мешают ему продолжать общаться с девками, которые на каждом углу сочиняют про меня небылицы и поливают грязью. Будь эгоисткой, Живцова.

— Я все-таки передумала и решила заехать тебя поздравить, Дим, — прижимаюсь головой к плечу Паши и счастливо улыбаюсь. — Мы ненадолго заехали, у нас потом дела.

Три пары глаз разбирают нас с троюродным родственников на органы, только девки делают со злобной завистью, а Дима смотрит непонимающе. Блин, все равно жалко его. Может, зря я это все затеяла? Он как ребенок — даже не понимает, что конкретно делает не так.

— Спасибо, — выдавливает Дима, отрывая взгляд от Паши. — Ты хорошо выглядишь, Юля.

Вынести его понурый вид тяжело и я решаю, что сохранять невозмутимость будет проще, если смотреть поверх его плеча. И я ошибаюсь. Потому что в каких-то пяти метрах за Димой я вижу Сергея. Колени подкашиваются и мне приходится ухватится за рукав Пашиной рубашки, чтобы позорно не рухнуть на пол. Он здесь. Молотов. Настоящий. Стоит и смотрит на меня своими синими глазами. Дышать. В обморок не падать. Он не к тебе, Живцова. Как хороший отец приехал поздравить своего сына с днем рождения. Господи, в подмышках опять наводнение, и сердце грохочет так, что кажется, Димины горгульи могут его услышать. Еще говорят, что время лечит. Полтора месяца прошло, а мне кажется словно он меня только вчера возле гостиницы высадил.

— Юль, с тобой нормально все? — участливо интересуется Паша, разворачивая меня к себе. Заключает мое лицо в ладони и заглядывает в глаза. Играет на пять с плюсом, чтоб его. А Сергей смотрит. Смотрит и думает, что я его забыла. Может и к лучшему все? Так я по-крайней мере, лицо сохраню. Он ведь сказал, что у нас ничего быть не может, тогда какое имеет значение, с кем я пришла?

Но сердце такому заявлению настойчиво протестует. Одно дело для Димы представление разыграть, чтобы отстал, а Сергей совсем другое. Теперь он думает, что я легкомысленно прыгнула к нему в постель, а через месяц забыла. Стерва из тебя, конечно, никакая, Живцова.

— Со мной все в порядке, — бормочу, снимая с себя руки Паши. — Хочу выпить воды. А лучше чего-нибудь покрепче.

Приобняв, Паша отводит меня от грустного Димы и его перешептывающихся подружек в сторону. Его ладонь на моей талии вызывает острое отторжение: в месте соприкосновения кожа начинает зудеть, и желание ее скинуть становится почти невыносимым. Наверное, потому что я позвоночником чувствую на себе взгляд Сергея. Почему я не могу эгоистично разозлится на него за то, что прервал наше общение? Почему не могу превратиться в гордую стерву и забыть его?

Может, потому что был со мной честен и ничего не обещал и потому что позаботился, когда мне нужна была помощь? Потому что таких как он я никогда не встречала, и уверена, что больше не встречу. Потому что влюбилась в него без оглядки, как пятнадцатилетняя дурочка.

— Я схожу за вином, а ты стой здесь и никуда не уходи, — деловито распоряжается Паша. — Если грохнешься и разобьешь нос, тетя Рая мне шею свернет.

— Ты такой заботливый. Иди уже. Никуда я не денусь.

Паша исчезает, а я незаметно прикладываю дрожащие пальцы к щекам. Горячие. Минуту назад я была снеговиком, а теперь пунцовый томат.

— А что теперь здороваться не модно, Юленька? - раздается язвительный голос из-за спины. Господи. Только этой сорокалетней дуры мне сейчас не хватало.

— Здравствуйте, Снежана Бори… — я застываю вполоборота, не договорив, потому что рядом с несостоявшейся свекровью вижу его. Сергея. Томат вновь превращается в снеговика, ноги — в подтаявшее желе, а пульс отбивает бешеный drum&bass, когда мы встречаемся глазами. Я словно зазеркальная Алиса проваливаюсь в завораживающую синеву и как не стараюсь не могу выдавить ни слова. Надо было начать пить едва я переступила порог этого гламурного базара.

— Здравствуй, Юля, — голос Сергея звучит спокойно и негромко. — Замечательно выглядишь.

От теплоты в его взгляде в груди больно крутит, и я испытываю острую потребность закрыться в туалете и хорошенько разреветься. Лучше бы он смотрел равнодушно или с презрением, но не так.

— Здравствуйте… — Как назвать его при Снежане? Сергей Георгиевич? Ай, да пошла ты в задницу, злая корова. — Здравствуй, Сергей.

Снежане такое фамильярное обращение к ее бывшему мужу пришлось не по нраву, и она тут же начинает шипеть:

— У тебя совести нет, Юля. Припереться на день рождения нашего сына с хахалем. Не было бы здесь народу, я бы тебе устроила…