Отец на стажировке

– Гроул, я не ожидала от тебя особых кулинарных талантов, но догадаться порезать мясо ты бы мог. Оно же неделю готовиться будет! – она перевела на него укоризненный взгляд.

– Да он готов, – неуверенно возразил Гейб, тыча в кролика пальцем. Кролик упруго пружинил.

– Рискнешь куснуть? – хмыкнула Вилда. – Мне кажется, живым он был мягче.

– И аппетитней, – со вздохом признал Гроул, со звяканьем закрывая крышку.

Оборотница разочарованно махнула рукой и взяла с полки еще одну кастрюлю.

– Я приготовлю на всех кашу, – сказала она. – Но завтра все с тебя, Гейб. Мне несложно приготовить, но я целый день работала и валюсь с ног.

– Ты так говоришь, будто я ничего не делал, – проворчал Гейб.

– А что ты делал? – сунулся в окно Мак. – Ты ж с ребенком сидел отдыхал.

Гроул зарычал и кинул в него кроличьей ножкой. Судя по звучному шмяку, на роль оружия кролик был приготовлен идеально.

ГЛАВА 8. О том, что привлекает женщин в мужчинах

«Ежели мужа люди хвалят, похвали с ними, если ругают – защити на публике, а уж дома вправь мозги подручными средствами. То же относится и к ребенку».

«Тайная книга оборотниц»

Месяц спустя

Гроул, который зевал громче, чем хныкал проголодавшийся младенец, ночью подложил оного младенца Вилде под бок, и она задремала под чмоканье и урчание. Проснулась опять, когда Гейб забрал малыша. Приносил он его еще трижды, а утром волчицу подняла выспавшаяся дочка. Надо ли говорить, что в это утро Вилда снова встала совершенно разбитой?

За последний месяц еженощных побудок она устала так, как не уставала и в первые месяцы с Морной. Дочка к тому, что ночью то и дело поскрипывают половицы и раздается чмокание, постепенно привыкла, хотя первые пару недель просыпалась, хныкала и днем была особенно капризной. Потом Вилли сообразила, что проще ложиться спать волчицей, тогда и Морне спокойнее, и ей самой можно немножко поспать, пока наевшегося младенца не заберет прикорнувший тут же, у кровати, Гроул.

Молока было даже очень много, и ей иногда удавалось сцеживаться и замораживать его в бутылочках. Тогда на следующую ночь становилось полегче – Гроул под утро разогревал бутылочку и не будил Вилли, справлялся сам. Но это получалось не каждый день.

За эти недели она от отчаяния, наступив на горло своим принципам, по договоренности с Гейбом пробовала пару раз взять малыша себе под бок на всю ночь, только бы не просыпаться – он сам бы во сне нашел сосок, сам бы поел и продолжил спать. Тем более она уже привязалась к нему – да какая оборотница бы не привязалась к беззащитному младенцу и не жалела бы, не начала бы испытывать материнские чувства? Но мелкий без Гроула не засыпал, искал его, возился, пытаясь выбраться из кровати и добраться до двери, скулил и будил Морну, которая потом укладывалась очень тяжело. Сердце разрывалось и от плача дочери, и от скуления волчонка.

Гроул, забирая его, выглядел тоже бледно, на малыша бурчал, и Вилли казалось, что в нем нет ни капли того тепла, которое уже зародилось в ней к младенцу. Гейб не обижал волчонка, что уже было хорошо, но ей было неприятно, что он будто не позволял себе обнять, проявить чувства, одарить лаской. Он просто стоически терпел мелкого рядом и таскал его по ночам к Вилде.

Единственным разумным выходом было бы разделить с Гейбртерихом и детьми кровать, но это было совершенно невозможно просто потому, что этому не бывать никогда. И волк об этом даже не заикался, хотя она видела пару раз, что он был на грани, чтобы предложить.

Конечно, она бы не согласилась.

Обида, нанесенная Вилде десять лет назад, когда она была так влюблена и совершенно восхищена Гейбом, сильным, остроумным, заботливым и страстным, который внезапно решил, что его глупые страхи важнее нее и почти прогнал, была надежной защитой от подобного решения. Пусть оно стало бы спасением для всех – оно бы стало и возможностью для сближения, которого Вилда не хотела.

Надо отдать Гроулу должное – он больше не заговаривал об их прошлом, не пытался шутить на тему «ты же такая нежная девочка» или флиртовать – а он умел флиртовать и очаровывать, уж это-то Вилда точно знала. Но иногда в редкие минуты покоя, когда они вечерами собирались все вместе в гостиной, и она возилась на ковре с детьми, а Гроул с Маком сидели в креслах и шутливо пикировались или смотрели новости по визору, она ловила взгляды Гейба – не горячие, страстные, раздевающие, которые она помнила очень хорошо, а другие – глубокие, задумчивые и теплые, будто он около печки грелся и демонстрировал всем телом расслабленное удовольствие.

И это было даже опаснее. Не потому, что топило лед, сковавший ее сердце, а потому, что такого Гроула она не знала.

Могло ли быть такое, что он изменился?