Отец наших отцов

Теория Конрада. Человек – плод случайной генетической комбинации.

Теория Ван Лисбет. Человек – итог намеренного приспособления к изменениям климата.

Теория Элюана: человек появился из-за необходимости превзойти всех остальных животных, чтобы их сожрать.

Она замолчала. В ее голове вертелись теории: метеорит, случайность, приспособление, суперхищничество.

Лукреция стала разглядывать десерт – зеленоватый студенистый крем, увенчанный скользкой вишенкой.

– Я не поняла разницу между Ламарком и Дарвином, – созналась она.

Ответ Исидора получился уклончивым:

– По Дарвину, мы случайно произошли от неправильной копии обезьяны. По Ламарку, человек – обезьяна, предпринявшая попытку самосовершенствования.

Тощий субъект в сером, занимавшей третье кресло рядом с ними и раньше не поднимавший голову от экономических и финансовых журналов, счел своим долгом вмешаться:

– Прошу прощения, я невольно подслушал ваш разговор и не могу не напомнить, что ваш Ламарк вдохновил странных русских ученых, вроде Лысенко. Тот, проверяя правоту ламаркизма, вздумал приучить детей к ужасным условиям жизни и потом посмотреть, будут ли передаваться по наследству приобретенные черты характера. Скандальная теория! Воображать, что сын автоматически знает выученное отцом, – чистый идиотизм.

Пассажир в ряду перед ними изогнулся в кресле и явил розовую физиономию, обрамленную белыми кудрями.

– Я тоже слышал ваш разговор и должен сказать, что Дарвин повинен в куче катастроф. Дарвинизм послужил прелюдией к фашизму, ведь, согласно этой идеологии, одни человеческие расы более достойны жизни, чем другие. Естественный видовой отбор с отсевом неприспособленных ведет прямиком к расизму!

Лукреция Немрод пока еще не додумалась рассмотреть теории профессора Конрада и д-ра Ван Лисбет под политическим углом зрения и теперь внимательно слушала спор двух соседей.

Противник ламаркизма утверждал, что если родители ребенка учили английский язык, это не значит, что ребенок автоматически заговорит на этом языке. Его оппонент пожал плечами.

– Возможно, но если я поселюсь в Англии, то мои дети не только заговорят на английском как на родном, они вообще забудут, что их предки когда-то говорили по-французски. Это и есть приспособление к среде!

По другую сторону прохода тоже нашелся желающий присоединиться к разговору. Когда он встал, под его черным пиджаком блеснул золотой крестик, а на отглаженной белой рубашке обнаружился воротничок священнослужителя.

– Здравствуйте, я отец Матиас, священник. Не одолжите на минуточку ваш блокнот? – обратился он к Лукреции. – Мне тоже интересно изучить все эти теории происхождения человека.

Она протянула ему блокнот, и он стал быстро листать страницы.

– Давайте разберем их по одной, – предложил он примирительным тоном. – Метеорит – носитель вирусов? Невозможно, при вхождении в атмосферу так поднимается температура, что это несовместимо с любой формой жизни.

Дарвинизм? Если бы Дарвин был прав, то обезьяны в зоопарке превратились бы в людей.

Ламаркизм? Вы искренне считаете, что достаточно поместить людей в проблемную ситуацию, чтобы они поумнели? В таком случае в тюрьмах сидели бы одни гении.

Суперхищничество? Из этого следует, что акулы – гроза сардин, тунцов и осьминогов, должны были бы теперь разъезжать, как мы, на машинах, владеть огнестрельным оружием и просиживать перед телевизором.

Нет, будем серьезными, господа, мадемуазель! В вопросе происхождения человека ученые топчутся на месте, потому что это именно тот барьер, в который утыкается ограниченная научная компетенция.

– Что же предлагаете вы? – спросила Лукреция, отбирая у него блокнот и изготовившись записать новую теорию.

Священник безмятежно улыбнулся всем сразу.

– Куда более простую теорию. Бог, – изрек служитель культа так спокойно, словно озвучивал прописную истину, оспаривать которую способны одни умственно отсталые.

Галилей, подумал Исидор Каценберг, тоже, наверное, говорил тоном мудреца, когда силился убедить инквизиторов, что Земля вертится. Но со временем произошел обмен ролями. Теперь в первооткрывателя, ниспровергателя основ превратился поборник веры, от него ныне исходила совершенно революционная теория, обгоняющая свой век обскурантизма и потому непонятная.

– Бог, – повторил священник. – Бог в основе всего сущего. Кстати, все больше ученых приходят к мысли, что «гипотеза Бога» по меньшей мере столь же приемлема, как и так называемые научные теории.

– Бог! Какая новая идея! – усмехнулся дарвинист.

Отец Матиас, не отвлекаясь на это богохульственное вмешательство, достал из внутреннего кармана черного пиджака Библию и стал громко зачитывать фразы, которые считал главными для правильного понимания происхождения человечества: