Отец (не) моего ребенка (СИ)

За лекарствами выползала нечасто. Как и за едой. Питалась всякими полуфабрикатами, которые можно было использовать в условиях отеля, да завтраками, что были включены в стоимость проживания.

Шли дни. Организм медленно, но верно шел на поправку. Много времени уходило на обсуждение результатов с заказчиком, который оказался весьма привередливым и менял правила прямо на ходу. Но это не вызывало раздражения. Потому что я знала — стоит этому закончиться, и все. Снова апатия и тоска. То, куда возвращаться с не хотела. Как бы эгоистично это ни звучало, но мне понравилось дышать полной грудью. Испытывать хотя бы такой суррогат реальной жизни.

Потому что иначе — больно. И одиноко…

Моя жизнь практически вошла в колею, пока на моем пути снова не появилась темная машина…

10. Александр

Влад мое решение не одобрил. Вслух не сказал, но по выражению его лица все было понятно. Однако внутренний компас говорил, что выбор как раз-таки верный. С последней встречи Евгения изменилась. Как-то осунулась, черты лица заострились. Впрочем, она и после операции была не красавицей, но сейчас… Выглядела она мрачновато. А еще во взгляде промелькнул настоящий страх, едва я вышел из машины к ней навстречу. Она смотрела на меня во все глаза и не шевелилась.

— Что-то с Даней? — хрипло спросила она, едва я подошел достаточно близко. — С ним что-то случилось?

— Откуда такие мысли?

— Так ведь иначе зачем… — она растерянно отвела взгляд. — Иначе зачем приезжать? Я же больше ничего не делала… Как обещала…

— Я знаю. — Во взгляде Воронцовой промелькнуло понимание, а затем она горько усмехнулась, покачав головой.

— Действительно. Знаете…

— Хочу предложить тебе работу.

— Спасибо, но не нуждаюсь. — Она для верности даже шаг назад сделала.

— Правда? И как долго сможешь перебиваться заказами? Деньги на счете рано или поздно закончатся. И что тогда? Вернешься обратно в Москву?

— А вам какое дело?!

— Я не люблю повторять дважды, но для тебя все же сделаю исключение — я предлагаю тебе работу.

— Нет.

— Ты даже не знаешь какую.

— И знать не хочу! ТЫ разрушил мою жизнь! — Огрызнулась, забыв про условную дистанцию “вы”, что выставила между нами изначально. — Этого достаточно, чтобы держаться подальше.

— Откажешься, даже если сможешь видеть Даниила? — иронично усмехнулся я, убирая руки в карман.

Женя замерла, глядя на меня недоверчиво. Совсем как сын. Тот тоже поначалу смотрел именно так — словно чего-то ждал. Пока не перестал вообще проявлять эмоции.

— Если это шутка, то очень жестокая…

— Я не шучу. Предлагаю тебе работать няней у моего, — я намеренно сделал паузу, подчеркивая положение дел, — сына.

— С чего такая щедрость?

— Скажем так, для меня это будет удобно. — Воронцова явно была в растерянности. От ее боевого настроя не осталось и следа. Было видно, что она хотела согласиться, но что-то мешало. — Так что?

— Когда я могу приступить?

— Сейчас.

— А если… если я не смогу сейчас? — расстроенно выдохнула она.

— Причина?

— У меня в работе проект. И я не могу подвести людей. А там еще многое нужно сделать…

— Хватит! — резко оборвал ее невразумительный лепет. — Считай, что у тебя нет проекта.

Евгения вновь заняла оборонительную позицию. Удивительная смена эмоций.

— То есть снова просто махнете рукой и свернете реальность под себя, да? Заплатите побольше и нет проблем?

Разговор начал утомлять меня, заставляя усомниться в адекватности моей идеи приехать сюда. И, как следствие, я начал злиться.

— Это мои люди сделали заказ. Так понятнее? Считай, что ты ничего никому не должна.

Я уже видел, как Воронцова набрала воздуха, чтобы снова выдать очередную тираду, но потом как-то вдруг поникла и просто кивнула, принимая поражение. Я вздохнул с облегчением. Мне надоело спорить с этой упрямой девицей. Мне нужно было решить проблему. И как можно скорее.

— Хорошо. Мне нужно только собрать вещи.

— Да, но будет одно условие.

— Какое?

— Ты — няня. И должна будешь объяснить Даниилу, что у него только отец. А ты — просто женщина, которая его воспитала. Его мать умерла пять лет назад.

Во взгляде Евгении отразилась такая боль, что мне на какое-то мгновение стало не по себе. Да, пожалуй, это было жестоко. Но мне не было дела до чужих чувств. Моя задача — решить проблему моего сына. И сделать это так, чтобы в будущем у него не было сложностей. Поэтому если Воронцова согласна, то играть будет по моим правилам.

— Вы это специально? — спросила она.

— Что именно?

— Вы поступаете так жестоко — специально? Вам нравится причинять другим боль? Вы знаете, что такое сочувствие?

— Я предлагаю работу. Я не бюро добрых дел. Либо ты соглашаешься, либо нет. Точка.

С минуту она смотрела на меня, будто надеясь достучаться до моей совести. Наивная дурочка. Во мне давно уже не было ничего живого. Не осталось. Все сгорело там, много лет назад, когда мне всадили нож в спину. А затем провернули пару раз для надежности. Не было во мне больше ничего человеческого.