Отец подруги. Я его подарок

Ей действительно нужно было как следует вымыть рот. Ещё лучше – посадить в комнату на неделю, чтобы подумала о жизни. Но Алия вздёрнула голову, и я чётко понял, что передо мной взрослая женщина. Ещё вчера она была моей девочкой, но девочка выросла. Оборвал себя на этом. Ещё раз вчитался в строчки и… чёрт.

– Она сделала аборт, – резанула Алия холодно. – И давно. А ты… – Дочь тихо, рвано засмеялась и забрала мобильный.

– Она не могла!

– Она с самого начала не хотела ребёнка! Но кто же откажется от квартиры и денег?! Тем более если ты сам был рад стараться! Ты правда думал, она тебя любит?! Да ты в два с лишним раза старше её, отец! Опомнись ты уже! Она не беременна! Сначала по ней заметно было, а потом она стала, как раньше! Сколько ты ещё будешь ждать? Девять месяцев?! Вот, ещё раз перечитай. – Она махнула телефоном. – Тебе же мало!

***

Сирена скорой ревела, сине-красные огни разрезали темноту. Я ехал за машиной, в которой была Мадина, и прокручивал вечер назад. Сжимал руль, стискивал зубы, чтобы не зарычать.

Искусственное прерывание беременности. Проклятье!

– Дрянь, – просипел, жалея, что курить бросил, ещё будучи сопливым пацаном.

Ангелов нет. Губы искривились. Нет, она не ангел и не дрянь. Вернуться бы и вытрясти из неё поганую душу. Воспоминания о встрече с дочерью, о снимке в её телефоне схлестнулось с другим.

Крики, Яна и Мадина на лестнице. Если бы не видел сам, мог бы ещё сомневаться. Но я, чёрт подери, видел. Как Яна толкнула Мадину, как та, пролетев вниз, упала на первых ступеньках.

– Маленькая тварь, – процедил и резко свернул к обочине.

Скорая отдалялась, её огни и ор сирены уносились дальше. На лобовое стекло падал снег. Надо было прикончить её. А потом себе пулю в лоб и на хрен всё.

Сейчас главное, чтобы с моим ребёнком было всё в порядке. С моим сыном, пусть его мать – женщина, к которой во мне не осталось ничего, кроме пустоты.

На миг представил, что было бы, если бы Мадина свернула шею. И усмехнулся. Внутри ничего не дрогнуло.

Подсознание нарисовало Яну. Бледную, с распахнутыми глазами, вцепившуюся в перила.

– Убил бы тебя, – процедил, глядя на снежинки. – Да не могу, сука. Не могу.

Яна

Вещи скидывала в сумку, не разбирая. Комком летело всё, что попадалось под руку. Остановилась, только коснувшись свитера, подаренного в горах Каримом. Мягкий, он отличался от всего, что у меня было, как те дни отличались от жизни. Взвыла и с ожесточением затолкала поглубже. Запястье болело, и эта боль удерживала от истерики, на грани которой я находилась.

Слышала, как с воем отъехала от дома скорая, видела, как вслед сорвался внедорожник Карима. Я осталась одна в огромном чужом доме, с разбитым сердцем и диким чувством вины. Что будет с ребёнком?!

– Боже, – всхлипнула, рухнув на пол у сумки.

Прижала к животу скомканную футболку и заплакала навзрыд. До конца жизни теперь буду видеть лежащую у лестницы Мадину и прожигающего меня презрением Карима.

– Я не специально, – прошептала я. – Не специально. Я не…

Рыдания оборвали шёпот. Если бы я всё раньше рассказала Кариму! С чего он решил, что я сделала аборт?! Какой аборт?! Пыталась объяснить, но он не слушал. Затолкал меня в комнату, швырнул на постель и пригрозил, что, если не уберусь к моменту его возвращения, он сотрёт меня в порошок.

Всхлипнув, я вытерла слёзы. Посмотрела на руки. Футболку, которую держала, тоже подарил Карим. Хотела вернуть в шкаф. Передумала и, аккуратно сложив, убрала в сумку. Чтобы помнить о нём. О нас. Пусть даже и так забыть уже никогда не смогу.

Уже дойдя до лестницы, я вспомнила о маминых серёжках. Вернулась и высыпала из мешочка всё, что там было. Тяжёлый перстень упал на ладонь, подмигнул рубином.

– Прости. – Приложила пальцы к животу и закрыла глаза.

Представила, что во мне есть маленькая жизнь. Как мог бы шевелиться наш малыш, каким бы он родился…

Эти мысли могли свести с ума. Хватит.

В тумбочке нашла несколько стикеров и ручку.

«Прости», – написала и, приклеив бумажку к тумбочке, положила сверху перстень.

Мешочек с подарками Карима оставила тоже, забрала только свои серёжки.

К лестнице вернулась, вывернутая наизнанку. Осколки хрустели под ногами, сумка оттягивала плечо.

– Карим Ренатович сказал, что вы должны оставить ключи.

Я вздрогнула. Из темноты, как приведение, выплыла горничная.

Кивнула и, найдя связку, отдала ей. Она дошла за мной до двери и заперла её с обратной стороны, едва я переступила порог. Кружащая снег вьюга взвыла диким зверем. Я затянула ворот куртки.

Шарф…

Кажется, я забыла его в шкафу. Но горничная уже заперла дом, а в нём мои мечты и надежды. Мою ложь и любовь.

***

Ехать мне было некуда. И не к кому. Разве что в общежитие. Но только я представила Лариску, её многозначительные взгляды и намёки, стало противно до невозможности. Приложение грузилось медленно, а когда я всё-таки смогла вызвать такси, поблизости не оказалось ни одной машины.

Время шло, а машина никак не назначалась.

Шмыгнула носом. Ноги начали замерзать, ветер насквозь продувал старую куртку. Экран телефона померк, ветер завыл сильнее, закружил снег.