Отец подруги

Пробормотав «Да, да, конечно», я отключаюсь и потом еще около пяти минут таращусь в окно, убеждая себя, что его отстраненный тон не стоит принимать на свой счет. Борис наверняка был не один, и едва ли он заинтересован посвящать собеседника в подробности своей личной жизни.

Успокоив себя таким образом, я вновь принимаюсь за готовку. На гарнир я решила сделать картофельное пюре по рецепту мамы. Его секрет кроется в большом количестве сливочного масла. Оно становится таким нежным, что тает во рту.

Когда я старательно разминаю его колотушкой, мне на телефон приходит очередноее сообщение от Риты. На нем фото огромной пиццы с надписью: «Смотри, что ты пропускаешь».

«Выглядит аппетитно, — быстро печатаю я. — Заверни и мне кусочек».

В ответ Рита присылает мне озорные смайлики и следом отправляет еще одно фото. Когда я его открываю, пол начинает уходить у меня из-под ног.

На снимке запечатлен Борис, сидящий за столом в компании красивой блондинки. Той самой, с которой я видела их возле клуба. «Говорю же, это крутое место. Даже Ленин папа оценил».

Вот так, при помощи одного сообщения мой мир перевернулся. Если еще пару минут назад я чувствовала себя самой счастливой в ожидании встречи с мужчиной своей мечты, то сейчас… Сейчас все краски этого дня и моей жизни погасли. Утратили значение новый комплект белья, призванный привести Бориса в восхищение, и мясо в духовке, источающее умопомрачительный аромат. Для чего это все, если тот, кого я люблю, и не думал прекращать отношения с другой? Это точно та девушка из клуба, я не могу ошибаться. Ее струящиеся каскадом роскошные волосы и идеальное лицо слишком сильно врезались в мою память.

Я вновь опускаю взгляд на экран, молясь, чтобы увиденное оказалось лишь игрой моего воображения, но, увы, фотография никуда не исчезла. У телефона Риты отличная камера, не дающая спутать Бориса ни с кем другим. Машинально стерев капли слез, украсивших экран, я откладываю мобильный и встаю. Мои движения заторможенные, но решительные. Я выключаю духовку, наполовину приготовленное пюре закрываю крышкой и ставлю на плиту, овощи убираю в холодильник. Перемещаюсь в спальню и запихиваю разложенное белье обратно в пакет. Как знать, возможно, мне разрешат его вернуть. Хотя, нет, не разрешат. Девушка-консультант меня об этом предупреждала. Пусть так. Сейчас это и неважно.

Смотрю на себя в зеркало. Лицо мертвенно-бледное, в глазах горит отчаяние. Почему? Почему, стоило мне почувствовать себя по-настоящему счастливой, жизнь с грохотом опустила меня на землю? Неужели происходящее было слишком хорошо, чтобы быть правдой? Я и Борис? Какая же я глупышка. Чересчур самонадеянно с моей стороны думать, что такой, как он, сможет довольствоваться неопытной наивной студенткой.

Зажмурившись, я сжимаю пальцы в кулаки. Внезапно меня обуревает гнев. Резко повернув голову, я впиваюсь взглядом в прихожую. Можно быстро одеться и поехать в тот ресторан. Застать эту картину живьем и посмотреть Борису в глаза, чтобы увидеть его реакцию. Может быть, даже разбить тарелку или чашку, или что там делают оскорбленные и униженные женщины, узнав, что они не далеко не единственные, а лишь одни из многих?

И почему я, черт возьми, пытаюсь взять всю вину на себя? Выдумываю, что недостаточно хороша, недостаточно умна, недостаточно красива, чтобы всерьез заинтересовать взрослого самодостаточного мужчину? Я такая, какая есть, и никогда не пыталась казаться лучше… Что стоило Борису и дальше быть верным себе и не давать мне надежды? Но он сам приходил ко мне в больницу, гладил меня по лицу, делал намеки… Я конечно ему поверила, потому что любила. Доверилась настолько, чтобы заняться с ним сексом. Может быть, я чего-то и не понимаю в жизни и для него состоять в отношениях сразу с несколькими женщинами нормально, но не для меня… Распутство не входит в мою систему ценностей. Мама воспитывала меня не так.

Ни в какой ресторан я, разумеется, не еду, потому спустя минут десять мой праведный гнев гаснет так же быстро, как появился, и остается лишь нестерпимая боль в груди и холодная пустота. Завтрашний день уже не будет таким, как этот. И послезавтрашний тоже. Все изменилось. Человек, которого я боготворила и любила больше всего на свете, меня предал.

Где-то глубоко внутри скребется робкая надежда, что этой фотографии есть разумное объяснение. Но, как я не пытаюсь его найти, ничего правдоподобного на ум не приходит. Мне бы как следует поплакать, чтобы стало легче, но слез почему-то нет. Так я и лежу в кровати с сухими глазами и мучительной болью, которая усиливается, когда мой телефон вдруг разражается мелодией, установленной на Бориса. Несколько секунд я смотрю на любимое имя, настойчиво танцующее на экране, а затем выключаю звук.

Не могу его слышать. Может быть, когда-нибудь, возможно, завтра. А сейчас мне нужно побыть наедине с собой. Пока я не готова получить ответы на свои вопросы, потому что, сдается мне, Борис не станет лгать.