Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

Тони Дамиани был другом Далай-ламы XIV, с которым познакомился во время визита духовного и политического лидера Тибета в Нью-Йорк. В биографических справках о Дамиани можно прочитать, что Далай-лама называл его одним из своих самых близких духовных братьев. Правда, факт этот упоминается преимущественно на сайтах учеников и последователей Дамиани и в ими же написанных книгах[308]. Главным трудом гуру из Итаки стала книга «Астроноэзис (Мудрость звезд). Эмпирический контекст философии, трансцендентальное основание астрологии» (Astronoesis (Star Wisdom): Philosophy’s Empirical Context, Astrology’s Transcendental Ground). «Дамиани написал удивительную книгу, касающуюся Божественного Ничто, то есть самого глубинного уровня Абсолюта, если так можно выразиться. За упоминание об этом в Древней Греции могли казнить. Греки не терпели таких прорывов в самое сакральное. Это было запрещено», — расскажет Мамлеев в одном из первых интервью после возвращения в Россию[309].

В 1968 году Дамиани открыл в Итаке книжный магазин American Brahman Bookstore, по факту оказавшийся центром по изучению астрологии и трудов Поля Брантона — одного из прославленных гуру неоиндуизма. Сплотив вокруг себя большую группу учеников, через два года Дамиани основал центр медитации, или, как называл его Мамлеев, «ашрам» Wisdom’s Goldenrod, действующий и поныне. Юрий Витальевич так описывает этот центр, вроде бы ничем не отличающийся от десятков и сотен подобных эзотерических кружков той поры:

Дамиани пытался обучить своих «прихожан» принципам медитации, и вот что он говорил по этому поводу:

— Увы, эти люди спят. Когда я начинаю направлять их сознание в сторону погружения в самих себя, я вижу, что они не могут этого сделать, они просто засыпают.

Однако в этом ашраме был «внутренний круг», состоящий, может быть, человек из десяти, которые обладали истинными метафизическими и богословскими знаниями[310].

В общем, «ашрам» был организован по традиционной модели множества аналогичных религиозно-философских групп: широкий круг неофитов стремится (или нет) попасть в особый круг «особо посвященных», приближенных к харизматическому лидеру. Не так ли был когда-то организован и Южинский кружок, который, по сути, был таким же проходным двором (ну или «ашрамом»): «прихожан» в нем было несчетное количество, но мало кто по-настоящему оставался в мамлеевской квартирке. Не видел ли Юрий Витальевич в пастыре Дамиани и его пристанище респектабельную версию собственного опыта бытового сектантства, которой не стоит опасаться преследований со стороны властей и которая даже способна получить социальное одобрение? И не поселилась ли тогда в нем идея самому «облагородиться», очистив свою философию от элементов, вызывающих шоковое состояние, чтобы уйти с ней в массы, а если повезет — то и достучаться до кого-нибудь из «элит», закосневших в своем материализме? Такие размышления легко могут привести к упражнениям в конспирологии.

Пусть это и кажется безобидной блажью, но лично я не могу не думать о вышедшей недавно книжке экс-губернатора Белгородской области Евгения Савченко, в которой он рассказывает удивительную историю о том, как через одну женщину-«боговидицу» и ее промоутера научился общаться с Господом, а заодно с духами Марины Цветаевой, Антона Павловича Чехова и Владимира Высоцкого. Они поведали ему, что он, многолетний руководитель самого православного региона России, не просто один из сотен чиновников, нашедших себе теплое место после развала Советского Союза, а чуть ли не новый мессия, которому открыты самые сокровенные тайны будущего, настоящего и прошлого. Конечно, пока на свете есть честолюбивые, но недалекие люди, всегда найдутся те, кто захочет воспользоваться их тщеславием и элементарной необразованностью — не столько даже интеллектуальным, сколько моральным невежеством. И все же мне становится не по себе, когда я вспоминаю православно-эзотерического губернатора Савченко и жалобы Мамлеева на то, что «уровень современных правящих „элит“ препятствует всяким контактам с ней людей высших планов».

* * *

Стол накрыли в старинном российском духе, конечно, насколько это было возможно: ждала своей минуты завернутая в полотенце кастрюля с крупными отварными картофелинами, дышавшими паром, как ребенок с ингалятором, рядом стояла такая же с неким подобием борща, хлеб к нему был подан нечерствеющий, но уж какой есть, и, конечно же, на белоснежной скатерти сверкал множеством граней хрустальный графин с раскаленно-ледяной водкой.