Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после

Спасибо Александру Гунину за то, что он взял на себя смелость произнести вслух это грубоватое, но емкое слово, так и витавшее в воздухе во время всех моих бесед с друзьями, коллегами и поклонниками Гейдара Джемаля. «Погнать» в данном случае значит не справиться с полетом своей мысли, не имеющей конкретной цели, кроме того, чтобы просто лететь туда, куда ведет тебя перевозбужденная фантазия.

После отъезда Мамлеева его кружок превратился в нечто совершенно иное и чрезвычайно разнородное. Однако сама по себе южинская философия «гона» продемонстрировала удивительную живучесть, разойдясь по множеству ветвей, из которых джемалевская, на мой вкус, отличается наибольшей интеллектуальной чистоплотностью, особенно на фоне многостраничных, многословных и далеко не всегда осмысленных трудов постюжинца Дугова. Впрочем, делать из Джемаля без пяти минут святого, которого ни в коем случае нельзя критиковать публично, мне тоже не хочется, поэтому рассказ о нем я по уже сложившейся традиции закончу небольшой порцией яда. В этом мне поможет мой последний британский собеседник.

* * *

Зовут его Раймонд Крумгольд, свою активную контркультурную деятельность он начал в латвийском отделении НБП. В Латвии нацболы запомнились тем, что ловко смешали декадентскую богемность лимоновских «москвичей» с деятельным радикализмом, граничащим с отбитостью, который был свойственен некоторым лимоновским «провинциалам». Как итог — в 2002 году Раймонд вместе с несколькими своими товарищами был задержан, а затем и арестован по подозрению в «попытке срыва вступления Латвии в НАТО, подготовке покушения на президента Вайру Вике-Фрейбергу, хранении, приобретении и реализации оружия и взрывоопасных веществ»[172]. К счастью, обвинения были сняты из-за нехватки прямых улик, но перед этим Раймонду пришлось провести семь месяцев[173] в латвийской тюрьме.

Позднее Крумгольд примкнул к партии Владимира Линдермана «За родной язык!» — своего рода умеренному клону разгромленной к тому моменту НБП; идеология ее строилась вокруг характерных для постсоветской Балтии проблем русскоязычного населения — как вполне реальных, так и надуманных. В начале 2010-х Раймонд благоразумно эмигрировал в Великобританию «по экономическим причинам»[174].

Сейчас он относится к довольно распространенному, по моим наблюдениям, типажу нацболов старого призыва, которые со временем пересмотрели взгляды в сторону противоположных и, мягко говоря, не понимают своих бывших соратников, которые ныне с оружием в руках защищают русскую власть, когда-то раскидывавшую их по тюрьмам, а порой и убивавшую.

— Среди нацболов Джемаль стал в 2000-е самым популярным из южинских, — вспоминает Раймонд Крумгольд. — Когда Дугов ушел, он пытался занять его место учителя. Он передавал в газету «Лимонка» заявления Исламского комитета — например, в поддержку ваххабитов, которые захватывали села в Дагестане в самом начале Второй чеченской войны, в 1999 году. Это заявление было напечатано на первой странице «Лимонки» и выглядело впечатляюще, если учесть, что это было задолго до поворота НБП к либералам. Дед[175] с Джемалем вообще дружил, они много общались. Но в целом мамлеевщина и южиновщина была для партии частью культурного бэкграунда, который достался ей в наследство от Дугова и никуда не делся. Если ты читал «Харьковскую трилогию» Лимонова, то можешь помнить, как там Мамлеев описан — просто как человек, который восхищенно смотрит, как молодой Эд пьет водку.

— Ну а тебя, латвийского нацбола, росшего в другом контексте, что могло сподвигнуть ходить на лекции Мамлеева, когда ты приезжал в Москву?

— Скорее вопрос в том, что могло меня не сподвигнуть на то, чтобы ходить на Мамлеева, — возражает Раймонд. — Тогда все находились в одном контексте: нацболы, нацдемы, евразийцы — на Мамлееве возродился Вавилон абсолютного смешения политических субкультур с соответствующими Содомом и Гоморрой. Но это все фигня в сравнении с тем, что я году в 2005-м под влиянием Джемаля чуть не принял ислам. Тогда в «Ультра. Культуре» вышла его книга «Революция пророков» — Джемаля активно продвигал Илья Кормильцев, он кроме «Революции пророков» издал еще книгу его стихов (абсолютно чудовищных).

— Ты как-то рассказывал мне историю о том, как Гейдар Джемаль с Максимом Шевченко нацболов ментам сдавали, но я не до конца уследил, в чем там самая соль была. Можешь повторить под запись, чтобы я потом переслушивал долгими зимними вечерами?