Отец сводной сестры

Родители Паши не спеша заходят в палату. Романа Андреевича замечают не сразу, но, обнаружив, что я не одна, вдвоем хмурятся. Лидия Петровна недовольно поджимает губы, а Владимир Олегович сдвигает угрожающе брови к переносице. Похоже они не рассчитывали, что у меня будут посетители с утра.

— Здравствуй, Дина. Узнали, что ты попала в больницу, решили тебя навестить, - Лидия Петровна достает из пакета апельсины и, подойдя к тумбочке возле койки, кладет их. О том, по чьей вине я оказалась в больнице, промолчала. Смотрю на Романа Андреевича. Он стоит возле окна, скрестив руки на груди. С прищуром разглядывает родителей Паши.

— Спасибо за апельсины, Лидия Петровна. У меня все хорошо, сегодня должны выписать.

— Вот и славненько, что все хорошо. Ведь все обошлось? – и так проникновенно и с нажимом заглядывает глаза, что я непроизвольно внутренне сжимаюсь и молчаливо киваю головой.

— Ты представляешь, Пашку-то нашего задержали. Говорит, что тебя проводил, и его менты скрутили возле твоего дома, сразу отвезли в отделение, - тяжело вздыхает, опускает глаза на свои руки. Владимир Олегович стоит возле двери, в разговоре не участвует.

— На что вы рассчитываете, придя сюда? – вдруг вмешивается Роман Андреевич, поняв, что пауза немного затягивается. Лидия Петровна вскидывает голову, исподлобья косится на моего начальника.

— А вы собственно кто?

— Тот, кто ее защищает.

— Вы юрист? – сразу становится заметно, как Лидия Петровна начинает нервничать.

Я молчу. У меня нет желания вмешиваться в разговор, как и ругаться. Я по-прежнему не планирую писать заявление на Пашу и его друзей. Внутренней протест. Головой понимаю правильность того, что наказать парней за поступок нужно, но не могу себя заставить даже думать о произошедшем. Меня начинает потряхивать только от одних воспоминаний, а ведь это все нужно будет рассказать следователю. Вывернуть всю себя перед чужим человеком. Сложно. Очень сложно.

— Не совсем, но у Дины будет юрист. Самый лучший, которого можно только найти. И ваш сын с друзьями будет отвечать по закону, - каждое слово пропитано непоколебимостью и уверенностью. Мне хочется залезть под одеяло и согреться, тон Романа Андреевича морозит все вокруг.

— Что? – голос Лидии Петровны поднимается на несколько окав выше, заставляя поморщится от громкости. – Что вы такое говорите? Мой Паша не имеет никакого отношения к тому, что произошло с Диной!

— Вы в курсе, что там произошло? – подлавливает Роман Андреевич мать Паши. Женщина открывает рот, но тут же его закрывает. – Я там был. Я все видел своими глазами. Поэтому ни о каком мировом соглашении речи не будет. Ясно? Если да, прошу на выход, - кивает в сторону двери, где стоит Владимир Олегович.

— Да что вы себе позволяете! – заводится Лидия Петровна вскакивая на ноги. – Вы понимаете, что вы ломаете жизнь ребенку?

— А вы понимаете, что он мог сломать жизнь девушке, с которой встречался только из-за эгоистичных амбиций? Судя по вашему выразительному молчанию, вы думали, как защитить своего сына, а не о том, какой урон психике он нанес девушке. Я прошу вас покинуть палату и не надоедать Дине с уговорами о том, чтобы она не писала заявление. Она его напишет. Я об этом позабочусь.

На минутку кажется, что Лидия Петровна сейчас кинет на Романа Андреевича с кулаками. Она сжимает руки в кулаки, лицо на глазах краснеет, вот-вот случится сердечный приступ. Я бы не хотела быть причиной ее смерти. Роман Андреевич явно воинственно настроен и не собирается смягчаться.

— У вас есть дети? – тихо спрашивает женщина. – Если бы у вас были дети, вы меня поняли.

— У меня дочь. Именно поэтому ваш сын и его друзья должны быть наказаны, чтобы понимали, ценность доверия. Никакие деньги, никакая слава не равно сломанной жизни одного человека, - у меня по всему телу бегут мурашки, глядя на серьезное лицо мужчины. Лидия Петровна видимо почувствовала, что ей не переубедить Романа Андреевича. А пока я под его присмотром, он не позволит ей меня уговорить не обращаться в полицию.

Не прощается, резко отворачивается и направляет на выход из палаты. Владимир Олегович отступает и потом послушно следует за женой. Как только за ними закрывается дверь, я неожиданно громко вздыхаю.

— Испугалась? – Роман Андреевич подходит к кровати, но не присаживается. Стоит рядом, словно мой страшник, мой ангел-хранитель.

— Боюсь, что после выписки они будут ко мне приходить.

— Не будут.

— Почему? Паша скажет, где я живу. Я не буду писать заявление, - обнимаю руками коленки, прячу свое лицо, а потом немного приподнимаю голову и смотрю на молчаливого Романа Андреевича. Набираю воздух в легкие, признаюсь:

— Я боюсь.

— Чего? Что эта мамаша будет тебя осаждать? Или чего-то другого боишься?

— Я боюсь, что Пашу и тех двоих, не смотря на мое заявление, признают невиновными. И они мне отомстят. Доведут начатое дело до конца. Я не знаю, как мне выйти за пределы больницы и жить без содрогания, без постоянного страха за себя...