Отголоски тишины

– Давай начнем сначала и пойдем по порядку. Во-первых, я не историк, а археолог. Заметь, это существенное уточнение! Во-вторых, то, что ты мне подсовываешь, это не только не археология, это даже и не история. Больше всего отдает криминалистикой или шпионажем каким-то, – он вернул мне письмо и резюмировал: – И вообще, если это шифр, то тебе, как программисту, тема сия гораздо ближе. Есть же у вас всякие там «пи джи пи», или как-то так, шифрования одним словом, следовательно, сам и занимайся!

Вот и вся помощь. Нет, Игорь, хороший товарищ, но если он чего-то не знает, не разбирается в чем-то, а показывать этого не хочет, тотчас в кактус превращается, иголки выпускает…

Это все хорошо, но время шло, надо было что-то сделать, что-то предпринимать. К примеру, просто поехать домой. Я ведь все еще в отпуске, а столько дней дома не был, да и не только в этом дело.

Не скажу, что я на самом деле верил в то, что поездка домой поможет мне в решении задачи поставленной самому себе, но шанс все-таки был. Этим шансом был, вернее, была, учительница. Когда-то давно она наставляла нас, неразумных, вбивала в нас знания, преподавала историю. Конечно, она не была специалистом по криптографии, но, насколько я помнил, частенько рассказывала, что в студенческие годы серьезно интересовалась культурой восточных славян. Связи, конечно же, никакой, но ведь славяне! А церковнославянский язык, он хоть и церковный, но еще и славянский! Как-то так…

Не откладывая на потом, утром следующего дня я вдавливал кнопку звонка у обитой дерматином двери квартиры, расположившейся на верхнем этаже одиноко стоявшей на краю города пятиэтажки.

Нина Евгеньевна искренне обрадовалась моему приходу. Она тут же схватила меня за руку, буквально втащила в квартиру и, не обращая внимания на все мои нелепые попытки разуться, завела в гостиную. Меня усадили в кресло, несколькими минутами позже на столе уже красовалась большая коробка конфет, и к моему особому удовольствию источал тонкий аромат буквально мгновение тому назад сваренный кофе. Нина Евгеньевна села напротив, искренне улыбнулась и пододвинула ко мне чашку. Внимательно посмотрела на меня. Странный взгляд, ласковый и печальный одновременно. Я вдруг задумался: «А сколько же ей лет? Ведь еще тогда, в те такие далекие школьные мои годы ей было за сорок, а теперь…»

– Угощайся, угощайся и рассказывай что привело?

Да она давно должна бы выйти на пенсию, на заслуженный отдых. Именно так, на заслуженный! Уж кто-кто, а учителя в большинстве своем отдых заслуживают. Она так точно заслужила, но нет, до сих пор преподает. Времена такие. Профессия педагога далеко не самая престижная. Да и зарплата, думаю, сам понимаешь, не такая уж и высокая. Именно потому молодые кадры не спешат сеять доброе, вечное…

– Как интересно, откуда это у тебя?

Учительница внимательно рассматривала протянутую мною бумагу. Дрожащими руками с той трепетной осторожностью, которую воспитывают в институтах у будущих историков, она придерживала листик за краешки. Поразительно, но она относилась к копеечной копии не менее бережно и аккуратно, чем обращалась бы с бесценным оригиналом…

– Да, буквы старославянские, легко заметить особенности написания, но это не слова.

– Именно так мне сказал настоятель. Кстати, он что-то еще упоминал о том, что язык старше этой своеобразной записки лет на пятьсот. Ну, насколько я понял…

– Если и вправду текст датирован семнадцатым веком, то он полностью прав. В то время старославянский уже был мертвым языком, в том смысле, что ним не пользовались, но жил церковнославянский. Хотя и тогда были люди, которые ним владели. Кстати, в наши дни найдутся, немного конечно, но несколько сот человек, которые свободно читают старославянский. Но тогда, в те времена, думаю, ним могли пользоваться только самые высокопоставленные деятели церкви.

– А почему так?

– Понимаешь, несмотря на то, что в те далекие времена именно в монастырях и жили самые образованные люди своего времени, к изучению этого языка допускались только избранные. Ними могли быть настоятели монастырей, или лица приближенные к ним. Согласись, в часы, когда большая часть населения и вовсе неграмотна, любое письмо – это уже, так сказать, шифровка. А если его написать на старославянском языке! Думаю твое письмо и вовсе особенное, так как оно написано малоизвестным языком да к тому же, зашифровано!

Я понял одно – я окончательно запутался. Во всех этих славянских, церковных и старо. Во всех этих языках, буквах, шифрах. То, что мне тогда говорила Нина Евгеньевна, само уже выглядело шифровкой, как минимум, кодом. Как-то мне резко расхотелось во всем этом разбираться. Расхотелось понимать, что это за языки, разные ли они, и, если да, то в чем состоит та самая разница. Настолько остро захотелось забросить письмо и позабыть все с ним связанное, что когда сам собой сформировался на редкость конкретный вопрос, я искренне удивился:

– Что-то я не понимаю, так на каком же из славянских языков эта записка? На каком языке текст, который зашифрован?