Отголоски войны

— Нѣтъ ничего невозможнаго, — возразилъ судья. — Или онъ былъ убитъ у васъ въ домѣ и его тѣло вынесли, или онъ вышелъ изъ дома и былъ убитъ на улицѣ. Вы полагаете, что никто не могъ пробраться мимо двери вашего бюро незамѣченнымъ вами?

— Не думаю, чтобы это было возможно.

— Гдѣ расположена лѣстница?

— Она начинается какъ разъ у дверей бюро въ передней.

— А другой лѣстницы нѣтъ въ домѣ?

— Есть еще лѣстница чернаго хода, по которой ходитъ только прислуга.

— А, вотъ что! Есть еще черный ходъ. Сколько у васъ человѣкъ прислуги?

— Пять мальчиковъ и двѣ кухарки.

— Куда ведетъ вторая лѣстница?

— Въ кухню и на дворъ.

— А со двора есть выходъ?

Въ эту минуту одинъ изъ полицейскихъ зажегъ газъ.

— Да, — отвѣтилъ м-ръ Гильге, щурясь отъ неожиданнаго свѣта. — Оттуда есть выходъ въ переулокъ. На ночь дверь со двора запирается на засовъ.

— Въ которомъ часу?

— Послѣ обѣда — въ семь часовъ.

— Запирается изнутри?

— Да.

— Такъ что изнутри всякій могъ бы ее открыть?

— Да.

— Можно спуститься съ этой лѣстницы и выйти, не проходя черезъ кухню?

— Да.

— Въ которомъ часу тушатъ свѣтъ на черной лѣстницѣ?

— Около одиннадцати часовъ.

— Переулокъ ведетъ въ Стрэнджъ-Стритъ подъ прямымъ угломъ, и вашъ домъ угловой, — не такъ ли?

— Да.

— Гдѣ расположена была комната капитана?

— Окно его выходитъ въ переулокъ.

— Кто занималъ комнату рядомъ съ нимъ?

— Одна вдова, м-ссъ Оппотери.

— Она здѣсь?

— Нѣтъ. Она больна и лежитъ въ постели.

— А съ другой стороны?

— Съ другой стороны комнаты идетъ внѣшняя стѣна.

— Значитъ, дверь комнаты капитана ближе къ черному ходу, чѣмъ къ лѣстницѣ, ведущей внизъ въ переднюю.

М-ръ Гильгэ подумалъ.

— Да. Она ближе въ черному ходу.

— Вы теперь, значитъ, соглашаетесь, что, въ концѣ концовъ, капитанъ могъ уйти, или его трупъ могли унести изъ дома въ теченіе вечера безъ вашего вѣдома?

— Да-а, — протянулъ м-ръ Гильгэ. — Но мои пансіонеры никогда не ходятъ по черному ходу.

— Конечно, — насмѣшливо сказалъ судья. — Но такъ какъ онъ, вѣроятно, не выскочилъ изъ окна…

— То, значитъ, сошелъ по черному ходу послѣ того, какъ прислуга ушла спать.

— Но зачѣмъ бы онъ это сдѣлалъ?

— Не могу себѣ представить. Никакой причины для этого не было. Онъ былъ человѣкъ безупречнаго поведенія.

— Такъ что болѣе вѣроятно, что его вынесли?

— Я не могу допустить, что въ моемъ домѣ могло быть совершено злодѣяніе!

— Сколько у васъ жильцовъ?

— Около шестидесяти.

— Вы заручаетесь удостовѣреніемъ ихъ порядочности?

— Я полагаюсь на мое собственное сужденіе.

Судья презрительно сжалъ губы; затѣмъ онъ быстро повернулся въ присяжнымъ.

— Хотите предложить какіе-нибудь вопросы?

Старшина присяжныхъ, готовъ былъ бы заплатить гинею за то, чтобы выдумать какой-нибудь хитрый вопросъ, которымъ бы онъ смутилъ свидѣтеля. Но ему ничего не приходило въ голову, и м-ръ Гильгэ вернулся на свое мѣсто въ залѣ, внутренно удивляясь, почему съ благодѣтелемъ человѣчества обращаются какъ съ человѣкомъ, заподозрѣднымъ въ преступленіи.

Судья сталъ снова смотрѣть на олеографію на стѣнѣ, и въ это время полицейскій ввелъ на свидѣтельское мѣсто стараго негра, одѣтаго въ широкій суконный пиджакъ, съ краснымъ галстукомъ на шеѣ. Онъ былъ видимо очень взволнованъ и на главахъ у него выступали слезы.

— Ваше имя? — началъ судья.

— Мое имя, судья? Мое имя Марсъ Коко, сэръ.

— Ну, а настоящее имя?

— Мое имя Марсъ Коко, сэръ. Меня звали Марсъ Коко еще когда я былъ поваромъ въ «Ледяномъ Домѣ».

— Въ «Ледяномъ Домѣ»?

— Да, сэръ. Въ Бродъ-Стритѣ. Въ Бриджтоунѣ, судья.

— Въ Бриджтоунѣ — въ Девоншайрѣ?

— Нѣтъ, сэръ, въ Барбадосѣ. «Ледяной Домъ» — большой ресторанъ, сэръ. Я былъ главнымъ поваромъ, сэръ. И всѣ негры называли меня Марсъ Коко за мой почтенный видъ, судья. Капитанъ Поликсфенъ взялъ меня оттуда.

— Вы знали капитана Поликсфена?

— Да, сэръ. Я былъ его другомъ, сэръ. Мы были большими пріятелями.

— И онъ взялъ васъ изъ «Ледяного Дома»?

— Да, сэръ. Онъ взялъ Марса Коко поваромъ на «Кобру».

— Какой линіи?

— Не знаю, сэръ.

— Это было давно?

— Давно ли, судья? Очень давно. Двадцать лѣтъ съ тѣхъ поръ прошло.

— И вы все время служили у капитана Поликсфена?

— Да, сэръ. Я служилъ на его дрянной «Кобрѣ» шестнадцать лѣтъ, судья, потому что я любилъ капитана.

— А потомъ оставили службу на «Кобрѣ»?

— Она оставила насъ. Она потонула въ Карлейльскомъ заливѣ.

— Кому она принадлежала?

— Господи Боже мой, сэръ! Не спрашивайте меня, кому она принадлежала, — я не знаю, сэръ.

— Что вы дѣлали послѣ того?

— Я остался въ Бриджтоунѣ и продавалъ сыръ и разныя лакомства на пароходахъ, сэръ.

— А капитанъ?

— Капитанъ вернулся на пароходѣ королевскаго флота.

— Это было пять лѣтъ тому назадъ? Когда же вы снова встрѣтились съ нимъ?

Негръ заговорилъ нѣсколько упавшимъ голосомъ:

— Мнѣ пришлось уѣхать изъ Барбадоса, судья. Непріятности вышли съ чернокожими. Я поступилъ поваромъ на пароходъ, который возвращался въ Соутгамптонъ. И тамъ, на пристани, я увидѣлъ капитана…

— Когда это было?

— Въ сентябрѣ. Я побѣжалъ за нимъ. Онъ очень обрадовался мнѣ и повезъ меня въ Лондонъ. Онъ сказалъ, что скоро опять поѣдетъ въ Барбадосъ и возьметъ меня съ собой, потому что ему нужна моя помощь.

— Для чего?