Отголосок: от погибшего деда до умершего

«Привет, уже не спишь?» Я заверила старушку, что давно не сплю и даже выпила уже кофе. «Слушай, мне тут Наташа рассказала о твоем деде». Наташа, как Рождественский Дух, вездесущая. «А я тебе рассказывала о моей подружке Розке?» «Это та, что умерла в прошлом году?» «Да, умерла она в прошлом году, но до этого долго жила. У нее осталась внучка, Лиля, она сейчас беременная и записывает звуковые рассказы о своих бабушках». Я не понимала, к чему Катарина клонит, поэтому не перебивала и не останавливала ее. «У нее три бабушки, Лилия сейчас в хосписе, Роза и Маргрете умерли, я же тебе рассказывала их историю, они не родные сестры, а жили, как родные, под одной фамилией. И фамилия это – Лилина, и родом она из Украины. Хочешь – приходи ко мне, я тебе дам послушать рассказ. У меня есть аудиозапись».

Перед Катариной нельзя было появиться небрежно одетой. И тут я впервые осознала, каким универсальным является траурный наряд. Во-первых, мало кто отважится его подвергать критике (хотя с Ханны и Катарины вполне могло статься), во-вторых, он к лицу почти всем. И я не была исключением.

Катарина долго на меня смотрела и сказала, что мне к лицу черное, потому что я похудела. «Черное стильно выглядит только на худых, тебе в этом сейчас очень хорошо». Я поблагодарила и прошла в гостиную.

«Значит, тебя опекает Наташа? И как тебе это?» Я пожала плечами, на самом деле у меня были странные ощущения, я обычно дергалась при мыслях о Наташе, потому что сразу вспоминала Дерека, и неизвестно, кто из них больше вызывал во мне эти подергивания. Но мне нравилось то, что она проникается моими проблемами. Катарина тем временем продолжала: «Мне кажется, что Наташа из тех людей, которые подходят почти что всем, независимо от пола. Не обижайся. Она универсальная и может быть хорошей подругой». «Да, но я не могу с ней дружить, это будет фальшиво. Я еще о нем думаю. И не хочу ей врать, она открытый человек, все чувствует, все тебе изливает. Я не готова даже воспринимать ее излияния. Не то чтобы изливать что-то ей. В сравнении с ней я – ракушка». «Ты вообще ракушка. Но ведь впустила в себя рака-отшельника? Ты первая призналась ему в любви?» «Да». Я вспоминала, как это произошло. Я никогда никому не говорила: «Я люблю тебя», разве что отцу, но даже для этого я созревала, росла, взрослела и вспоминаю этот момент как самый сентиментальный в наших отношениях. С Дереком это вышло на выдохе, я выдохнула эти слова из своих легких, они были там, и если бы я их не выдохнула – задохнулась бы…

«Знаешь, а я из тех людей, которых можно определить как “я тоже”». Я уже почти поняла ее, но Катарина расшифровала. «Никогда не произносила этих слов. Я тебя люблю. Возможно, я никогда так не думала. Вместе этого всегда отвечала «Я тебя тоже», потому что понимала, насколько это трудно произнести. Впрочем… некоторые люди бросаются этими словами всю свою жизнь. И ничего». Я задумалась. «Когда я отвечала «я тоже», на самом деле я не любила, но мне стыдно было в этом сознаться». «Притворство якобы воспитанных людей, которое обоих делает несчастными». «Это месть счастливому – от несчастливого из зависти и непонимания. Как так? Он любит. А ты – нет. Разве ты не способна?» «Да. Какое-то бабское высокомерие. Ненавижу в себе это. Дерек все плавает?» «Ходит. Наташа хочет сделать из него альтруистичного адвоката». «Ого. Да неужели! Наверное, получит за это Нобелевскую премию». Мы расхохотались.

«Сейчас будем пить чай с имбирем и слушать запись. Договорились?» Мы расположились удобнее, я взяла в руки большую чашку, а Катарина едва притронулась к крошечной чашечке, как нас заворожил голос незнакомой женщины.

Аудиорассказ Лили Манюк о своих старушках

...