— Будет сделано, — отвечает он, прежде чем закрывает за собой дверь и позволяет мне остаться в таком желанном одиночестве.
Рухнув на диван, я облокачиваюсь на спинку и пялюсь в потолок, воссоздавая в голове события вечера. Все это очень сложно. И не только сказанные слова, но и рана, которую я нанес ей, а она спокойно приняла. Я помню, как вырывал волосы из ее головы и какое получал наслаждение от этого наказания. Но я не ожидал такой реакции от нее. Она издала небольшой визг на то, что должно было быть невыносимо больно. Она просто стояла, пока слезы стекали по ее щекам, тем не менее, она не плакала, не так как можно было ожидать.
Но сегодня, когда я вошел к ней и увидел кровь, моей единственной реакцией было помочь ей, позаботиться о ней и привести в порядок. Теперь это вызывает у меня тошноту, когда я думаю об этом, но в тот момент, это не имело значения. Но когда она начала говорить, все вернулось на круги своя. Заполонило комнату и рухнуло тяжким грузом на меня, когда она сказала, что не уверена, что это был мой ребенок.
Этот гребаный ребенок.
Все что я хотел — того ребенка. Я никогда не думал, что так сильно хочу детей, пока она не сказала, что беременна. Мгновенно моя душа раскололась на части и умоляла, чтобы сын или дочь наполнили меня. Я закрывал глаза и мечтал об этом.
Новость о ребенке открыла во мне инстинкт защитника, и я бы сделал что угодно для них двоих, в тот момент, когда она сказала, что потеряла ребенка.
И я сделал.
Все это произошло слишком быстро.
Уход от Нины, когда она боролась с ограничением медсестры... Быстрая езда... То как я схватил пистолет из машины... Холод метала на моей спине, когда я засунул его в штаны... Заезд в гараж "Легаси"... Черный вход... Лифт... Чистая ярость, бегущая по моим венам...
Дверь открывается, я вхожу.
Прихожая, гостиная, коридор.
Дверь.
В голове пульсирует, и в сердце стучит. В ушах звенит. Кровь кипит.
Одна рука на пистолете, другая на двери.
Открыть... Прицелиться... ВЫСТРЕЛ.
Я до сих пор чувствую запах пороха, вижу взгляд в глазах Беннетта, слышу, как он захлебывается в своей собственной крови. Я убил мужчину — без колебаний. Его последние слова, мольба не делать этого, все еще преследуют меня. Но я все равно сделал это, потому что думал, что он был человеком, из—за которого Нина манипулировала мной. Я верил, что он убил моего ребенка, и за это он должен был умереть.
Но это была ложь.
Я встряхиваю голову, чтобы избавиться от видения, и иду налить себе еще один стакан виски. Это моя жалкая попытка успокоить демонов внутри себя.
Я сражаюсь с идеей, что Нина — ничтожная, а я кто—то хороший. Но это не так. Я убийца. Она не нажимала курок, это сделал я. Я не хочу купаться в том же зле, что и она, но так и есть.
Это она задурила мне голову, превратила правду в ложь, создав из меня монстра. Я такой же монстр, как и она, и я допустил это. Независимо, предназначен я для этого или нет, я, тем не менее, позволил это.
Но дело не только в том, что я сделал, а в том, что она сделала — или не сделала. Не приложила никаких усилий, чтобы спасти меня. Тем не менее, сегодня, она клялась, что любит меня и хочет сделать все, чтобы спасти меня от пути, на который поставила. Как она могла сказать это, когда оставила меня с двумя пулями в груди и истекающего кровью на полу моего лофта — подстреленного ее братом?
Боже, ее брат. Брат, которого она трахала.
Стоило ему сказать иди, и она пошла, не вернувшись ко мне. Она лгала мне и манипулировала, но ее предательство истощило меня, разорвало мое сердце, расщепило меня до полного уничтожения. Целиком изнасиловав мою душу. Кто знал, что ее руки могли держать так много низости?
Все смешалось, и это было невозможно переварить. Ее противоречия стимулируют путаницу и враждебность. Мой разум жаждет ясности ситуации, но сомневаюсь, что получу это, потому что не уверен в ее психическом здоровье. Тем не менее, от простого упоминания, что она завтра уезжает, мое сердце начинает бешено стучать, и это тревожит меня больше всего.