Отголосок

― Потому что я не хочу быть так близко к тебе. Потому что я презираю тебя. Потому что ты коварная ведьма.

Его тон вонзается, словно нож для колки льда, и мне интересно, всегда ли он будет таким со мной. Если он действительно неспособен позволить себе когда—либо быть уязвимым со мной снова. Может быть, ему суждено быть томительной болью моего сердца.

Боль восхитительна.

― Тогда зачем я здесь? Почему бы тебе не вышвырнуть меня, сказать, что ты меня ненавидишь?

― Я ненавижу тебя, ― говорит он.

― Тогда зачем прикасаться ко мне, целовать меня, трахать меня?

― Это — моя больная тяга, ― признается он. ― Голод усиливается, чем больше я его кормлю.

И коварная ведьма, в которой он только что обвинил меня, оживает. Потому что с ним я хочу быть эгоисткой. Я хочу, чтобы он был моим, а не чужим.

Я знаю, что я самолюбива, когда наклоняю голову в сторону, представляя ему мягкую кожу шеи, но мне все равно, и я приглашаю его, говоря:

― Тогда ешь.

― Ты не хочешь, чтобы я был таким.

― Я хочу тебя любыми способами.

Его низкое рычание глубоко в груди, но далеко от сердца, которое смертельно бьется. Он дегенерат любви, но я все равно хочу его.

Он встает и требует:

― Раздевайся. И когда я вернусь, я хочу, чтобы ты встала на колени, лицом вниз на пол и задницей вверх.

Он заставил меня снова почувствовать себя ребенком и выполнять приказы от Карла. Я смотрю, как он выходит из комнаты, и начинаю сомневаться, было ли это ложью. Если я действительно хочу его каким—либо образом, я могу получить его. Потому что прямо сейчас я хочу зарядить кулаком ему в пах, за то, что приказал мне выставить себя в унизительном положении на этом ледяном бетонном полу.

Как бы мне ни хотелось плюнуть на него своими резкими словами, я знаю, что я брошена.

Поэтому я делаю, как приказано.

Я раздеваюсь.

И когда я иду в центр комнаты, я становлюсь на колени. С раздвинутыми коленями я опускаю свою голую грудь на ледяной пол, скуля от резкого холода, который кусает нежную кожу моих сосков. Протягивая руки перед собой и упираясь щекой в пол, я раздвигаю колени шире, поднимаю задницу вверх и закрываю глаза, пока мое сердце дико бьется. Представляя себя в деградации, я жду.

И жду.

И жду.

Время проходит. Я не уверена, как долго я была в таком положении, когда мышцы ног начинают гореть и судорожно сжиматься. Мое тело становится холоднее с каждой минутой, потерянной в ожидании Деклана.

Дрожь настигает меня, и когда я больше не могу удерживать это положение, я позволяю своему телу упасть в сторону. Лежа голой и униженной, я, наконец, смаргиваю слезы, подтягиваю колени к груди и тихо плачу.

Это был его план? Это было наказание? Опозорить меня, зная, что он не вернется за мной?

Через некоторое время мое тело онемело, что затруднило движение мышц, когда я попыталась подняться с пола. Медленно я натягиваю свою одежду, пока мечусь между одиночеством, обидой, грустью и гневом. Все это проникает через меня, забирает мою энергию и истощает меня до такой степени, что я просто хочу исчезнуть.

Обернув одеяло вокруг себя, я вхожу в кухню, чтобы выпить, и когда я это делаю, я замечаю автомобиль у ворот на экране внутренней связи. Окна тонированы, поэтому, когда я приближаюсь к черно—белому экрану на стене, я не могу разобрать человека, который сидит за рулем. Но затем машина разворачивается и отъезжает, я начинаю задумываться о жизни Деклана здесь, в Шотландии, и о людях, которыми он себя окружает, если таковые вообще есть. Я знаю только о Лаклане, вот и все. Интересно, он такой же одинокий, каким кажется, и кто прячется у ворот посреди ночи.

Я даже не останавливаюсь, чтобы заглянуть в его комнату, когда направляюсь в постель. Мне слишком стыдно.

Он вообще возвращался в холл и видел ли, как я обнажала своё тело для него?

Я отбрасываю эту мысль и, когда вхожу в ванную, я вижу, что он поставил на раковину банку таблеток, которые прописал мне доктор. Я вынимаю таблетку и смотрю на нее, думая, что я такая же, как она, та женщина, которая никогда не хотела меня. Интересно, кто я, черт возьми. Боюсь, я никогда не узнаю, останусь ли я здесь в этом перетягивании каната с человеком, который меня ненавидит.

Я стряхиваю таблетку с моих пальцев, и она плюхается в туалетную воду. Я знаю, что если уйду отсюда и вернусь в Штаты, то не хочу делать это в одиночку. Мне нужен Пик. Я, вероятно, всегда буду нуждаться в нем, потому что он все еще у меня есть, и, если я приму эту таблетку, я могу потерять его. А я не могу потерять его.

― Убирайся, ― я бормочу, когда возвращаюсь в спальню и вижу Деклана.

― Я не мог этого сделать, ― говорит он. ― Я знал, что если бы вернулся к тебе, то трахнул бы и причинил тебе боль, потому что хочу наказать тебя. Я бы не смог удержаться от того, чтобы вплеснуть весь этот гнев, который у меня имеется.