Отголосок

― Я так не думаю. Видишь ли, мне плевать на то, что ты чувствуешь к девчонке. Я имею в виду, что не собирался лгать, я хотел использовать её, но она не единственная зацепка, что у меня есть на тебя.

― И что же это?

Его следующие слова наполняют мои вены ледяным страхом.

— Беннетт Вандервол.

Дерьмо.

— Что он сказал? — робко спрашиваю я, услышав, как Ричард сказал Деклану, что если он не может использовать меня в качестве рычага, то он использует Беннетта.

— Похоже, ты говорила мне правду, — сказал Ричард

— Что ты имеешь в виду?

— Похоже, Деклану на тебя наплевать.

Я знала это. Знала, что, если меня заставят дать ответ, я никогда не стану эти ответом. И теперь я сижу здесь, полуголая, избитая и изнасилованная, пока остатки моего сердца превращаются в пепел.

Давай, сделай глубокий вдох, ведь я наконец—то готова унестись в небытие.

Теперь я знаю, моя ложь действительно разрушила все то, чего я никогда не хотела разрушать. Я знала, что Деклан был в замешательстве, я чувствовала это в его прикосновениях. Но я надеялась, что была часть его, желающая меня, несмотря на все мои грехи.

Я закрываю глаза, и зеленый встречается с синим, когда Деклан смотрит на меня так, как он смотрел в Чикаго. Он никогда не будет смотреть на меня с обожанием, как раньше. Я все испортила для нас. Теперь я осталась с этой болью, разрывающей меня изнутри. Но это не боль разбитого сердца, поскольку я уже потеряла его. Моего сердца больше не существует. И это не может быть моя душа, потому, как и ее тоже больше нет.

Но боль, которую я чувствую, реальна. Она исходит откуда—то изнутри меня, из места, о существовании которого я и не подозревала, и причиняет глубокую боль. Больно так, как никогда раньше. Это настолько невыносимо, что мое тело не может бороться с этим, поэтому оно отключается от меня. Я безжизненна, плоть и кости, ослабевшие мышцы в моей груди медленно бьются, накачивая, как я надеюсь, яд в мои вены.

Я больше не хочу этого.

— А что, если он тебе врет?

Держа глаза закрытыми, потому что одного его голоса достаточно, чтобы утешить меня, я ложусь, положив голову на колени Пика, и он нежно кладет руку на мое распухшее лицо.

— Нет, — шепчу я ему в ответ, — Моя гибель вышла далеко за пределы возможностей прощения.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

Я слышу лай Ричарда, но не обращаю на него внимания и полностью сосредотачиваюсь на Пике.

Пик — это все, что мне сейчас необходимо. Он — константа, которая всегда была в моей жизни. Он никогда не отворачивается от меня, никогда не перестает утешать меня, никогда не перестает заботиться и любить меня.

Мое лицо морщится от отчаяния, когда я изо всех сил стараюсь держать себя в руках.

— Я не могу перестать скучать по тебе.

— Я тоже не могу перестать скучать по тебе.

Пик чувствует, что борьба с эмоциями заставляет мое тело дрожать, когда говорит:

— Хочешь поиграть в игру?

Я киваю.

— На этот раз можешь выбрать сама .

— А как насчет завтраков?

— Ладно.

Мы с Пиком всегда играли в эту словесную игру, когда были детьми и меня запирали в шкафу. Это был его способ отвлечь меня от той ужасной реальности, в которой я оказалась. Мы часами развлекались так посреди ночи, пока он сидел по другую сторону двери. И в этот момент, в своей смерти, он никогда не перестает заботиться обо мне.

— Панкейк, — говорю я, играя свое первое слово.

— Английская булочка.

— Батончик "НутриГрейн".

— Рисовые криспи.

Мы продолжаем играть словами, пока он проводит пальцами по моим волосам, осторожно, чтобы не повредить струпья, которые все еще остаются на моем затылке. Я никогда не открываю глаз и, в конце концов, прежде чем объявить победителя, засыпаю.

Холодный металл, приставленный к моему лицу, будит меня. Мои усталые глаза фокусируются, как только я отдергиваю голову от пистолета Ричарда. Я смотрю на него, его лицо бледное, а волосы растрепаны, как будто он нервно теребил их руками. Он нервничает, стоя на коленях рядом со мной, и я понятия не имею, произошло ли что—то, пока спала, чтобы вызвать изменение в его поведении.

— Неужели у тебя сложилось впечатление, что со мной можно играть? — раздраженно спрашивает он, стиснув зубы.

Я качаю головой, и он огрызается:

— Тогда где он, черт возьми?

— Я не знаю.

— Я всажу тебе пулю в голову точно так же, как той женщине МакКиннон. Клянусь Богом, я так и сделаю.

— Я не буду с тобой драться, — спокойно отвечаю я. — Ты хочешь меня убить? Тогда убей.

Хватая мою рваную рубашку, он трясет меня, теряя контроль, и раздраженно кричит:

— Что, черт возьми, с тобой не так?

— Если ты хотел, чтобы я дралась, ты выбрал не ту девушку. Мне не за что бороться.

Он в замешательстве качает головой, а потом говорит:

— Значит, тебе наплевать, что с тобой будет? Я могу делать с тобой все, что захочу, и ты позволишь?