Отголосок

Меня мучает тревожное чувство обреченности, что я никогда не найду ее. Эта мысль захватывает меня, скручивая мои внутренности, когда я думаю, что не смогу снова увидеть ее лицо или услышать, как она произносит мое имя со своим сладким американским акцентом. Я не могу смириться с мыслью, что она никогда не узнает правду о моем сердце. Она заслуживает утешающего знания, что я все еще забочусь о ней. После всего, через что ей пришлось пройти, и даже после всех разрушений внутри нее, она все еще заслуживает того, чтобы знать.

Достав сотовый, я снова иду и решаю позвонить ей еще раз. Я набираю номер и после первого же гудка вздрагиваю, когда слышу громкий треск, раскалывающий ночь.

— Ты слышишь? — спрашиваю я Лаклана, слова вылетают у меня изо рта.

Его глаза широко раскрыты, он встревожен и говорит:

— Это был выстрел.

Выхватив пистолет из кобуры, я несусь вниз по ступенькам переулка, потому что звук этот доносится откуда—то снизу. Я чувствую прилив сил, когда ускоряюсь.

— МакКиннон! — кричит мне вслед Лаклан.

Бросившись вниз по лестнице, я не останавливаюсь и кричу через плечо:

— Будь на чеку!

Мучительный крик мужчины подзаряжает меня, и я следую за эхом в подземелье. Я слышу, как женский крик пробивается сквозь мужской и мое сердце бьется как никогда быстро. С пистолетом в руке я бегу так быстро, как только могут двигаться мои ноги по узким проходам. В одно мгновение я выбиваю дверь, чтобы обнаружить сцену настолько тревожную, что мой пистолет сразу же находит свою цель.

Их крики отскакивают от цементного пола маленького склепа, пронзая мои уши. Я ужасаюсь, когда мои глаза мечутся между ними, в то время как мой разум пытается понять, что передо мной.

Человек, которого я не узнаю, лежит на полу, его лицо совершенно бледно, и он начинает задыхаться. Его штаны спущены, колени в крови, и когда я смотрю на Элизабет, меня тошнит. Она стоит там голая, только разрезанная рубашка и лифчик свисают с ее рук. Ее рот покрыт кровью, и когда я резко поворачиваю голову к парню, я понимаю, что кровь на ней — от члена этого ублюдка.

Она шагает к мужчине с вытянутой рукой, держащей пистолет, и рыдания пронизывают ее крики, пока ее тело трясет.

— Элизабет, нет! — кричу я, когда она тычет дулом пистолета ему в лоб и держит его там.

Она никак не реагирует на меня, глядя на мужчину.

— Не нажимай на курок! — приказываю я, мои слова вылетают быстро, пока мой собственный пистолет нацелен на мужчину.

Ее крики сменяются прерывистым дыханием, шипящим сквозь зубы, и я знаю, что в любую секунду она убьет его.

— Элизабет, посмотри на меня, — настаиваю я. — Не убивай его.

— Почему? — кипит она.

— Потому что ты уже знаешь, что тебе от этого не станет лучше.

— Ты УБЛЮДОК! — истерически кричит она ему, как обезумевшее животное.

Я делаю пару шагов ближе к ней, но она огрызается:

— Не подходи ко мне!

— Пожалуйста, — умоляю я. — Больше никаких убийств.

— Если не я, то я сделаю это для тебя, — загадочно говорит она. — Считай это подарком.

— О чем ты говоришь?

Она снова взводит курок, прежде чем, наконец, посмотреть на меня, и говорит:

— Это он убил твою мать.

Глядя на него, я отодвигаю затвор пистолета, чтобы выстрелить; металлический щелчок – это все, что я слышу в этот момент. Я чувствую зверя внутри, впивающегося когтями в самые израненные части моей души. Он берет меня под контроль, и без колебаний или вопросов я нажимаю на курок и всаживаю пулю ему в голову.

Я не могу отвести взгляд, пока брызги крови и куски его головы разлетаются по комнате. Его тело опрокидывается, неподвижное, когда смерть мгновенно забирает его, темная кровь вытекает из его рта.

Элизабет продолжает целиться в него из пистолета, дрожа от шока и широко раскрыв глаза, и я осторожно подхожу к ней. Я не трачу ни секунды на осознание своего поступка и переключаю внимание к обезумевшей девушке передо мной.

Когда я протягиваю руку, она огрызается:

— Не трогай меня! — и я тут же отдергиваю руку.

— Отдай мне пистолет.

— Нет.

— Он мертв, — говорю я ей, но она не отвечает, продолжая держать пистолет направленным на него. — Посмотри на меня.

— Нет.

Ее тело невероятно избито, когда я присматриваюсь к ней лучше. Вдобавок к синякам, которые она сама себе нанесла, у нее на щеке была страшная рана, покрытая запекшейся кровью, распухшие синяки на лице и синяк под глазом. Она покрыта не только собственной кровью, но и кровью человека, лежащего мертвым у ее ног.

Я смотрю на нее, она тяжело дышит и, в конце концов опускает руки и позволяет мне взять пистолет, прежде чем упасть на колени. Я отпускаю курок и кладу пистолет рядом со своим. Я расстегиваю рубашку, опускаясь на колени рядом с ней, и набрасываю ей на спину, чтобы прикрыть ее. Она держит подбородок опущенным, и я заметил, что ее порезанные запястья покрыты кровью, когда беру ее руку в свою.

— Все будет хорошо.

Она молчит, пока я сижу рядом. Я хочу сделать так много, но все, что я могу — это просто наблюдать. Ее некогда красивые рыжие волосы грязные и слипшиеся от крови.