— Сделал? — коротко спросил Магомет, правя машиной.
— Бисмилля… — Рафак, который контролировал смертника до самого последнего момента, сделал вуду, ритуальное омывание сухими ладонями. — Мы повергли тирана. Аллах дал нам эту истишхад,
[69]значит, мы на правде…— Что ты видел? — Магомет был лидером, более недоверчивым и разумным.
— Саламбек был у здания конторы. Началась стрельба. Тагута втащили внутрь, и тут Саламбек принял свою шахаду. Я видел, как вывалилось стекло и пошел дым.
Магомет нехотя кивнул… все было слишком просто… как-то даже странно. Несколько раз его посещало странное чувство… как под ложечкой сосет. Один раз он ночью вскочил и бросился бежать, сам не зная с чего… а утром дом окружили казаки, его даже потом проверяли, не продался ли. Его ни разу не остановили, не проверили документы… все было до безумия просто. Несколько раз ему казалось, что за ним следят, но ни разу, проверяясь, он никого не заметил. И все же ему было не по себе. Но если был взрыв, да такой,
— Этот… мугаффаль
[70]не подвел, — сказал Рафак, — пусть Аллах пошлет награду и ему.Магомет коротко и сильно толкнул его в бок:
— Какую награду может послать Аллах кяффиру, кроме пламени? Думай, что говоришь!
— Прости, брат. Сказал не подумав…
Машина уже мчалась по Радиусу — так называлось скоростное бетонное кольцо с огромным мостом, под которым могли проходить боевые корабли. Этот мост был неразводным, и он соединял две части города двадцать четыре часа в сутки.
Навстречу промчались две скорые…
— Аллах да пребудет с нашим братом Саламбеком!
— Аллаху Акбар! Если даже Тагут останется жив, он все равно узнает, что такое страх. Мы показали ему, что рука мстителей, направляемая самим Аллахом, покарает его, как бы он ни прятался от кары…
— Что делать с этими проститутками? — спросил Рафак. — Я бы свою трахнул напоследок…
Магомет покачал головой:
— Иногда мне кажется, что ты плохой мусульманин, Рафак. Ты испытываешь терпение Аллаха, скажу я тебе. Не думай, что, если ты встал на джихад, Аллах не накажет тебя за те мерзкие слова и помыслы, какие есть в твоей голове. Разве ты не боишься, что, когда предстанешь перед Аллахом, он спросит тебя: «Рафак, ты сражался за меня или просто творил беззаконие себе в угоду?» И что ты ему тогда ответишь?
Магомет умел говорить хорошо. Образно, страстно, подбирая именно те слова, которые нужно. Маленьким он слушал, как гневно и страстно говорит его отец. Результатом этих речей стали восемьсот тысяч зверски убитых, растерзанных людей за два месяца, начиная от военных и заканчивая младенцами, не меньшее количество раненых и искалеченных, обезумевшая от пролитой крови, разоренная, как после нашествия вражеских полчищ, страна. Но это его не остановило — и теперь он делал все, чтобы то же самое было в стране русских — ненавистной Иттихад-е-Руси.
— Прости, брат… — сказал Рафак, — я и в самом деле впал в грех и возгордился. Воин джихада должен быть скромным…
— Вот теперь твоими устами говорит сам Аллах…
От сессии до сессии живут студенты весело — так что и Дарья, и Малена были дома. С утра они вяло позанимались какими-то науками, Дарья добила наконец-то реферат, на которым корпела три дня, — реферат, посвященный вкладу выдающегося русского юриста А. Ф. Кони в юриспруденцию. И сейчас они курили кальян на кухне и переговаривались за жизнь…