Парсек за пять сек.
Мы набрали воды
В колодце черной дыры,
Теперь мы можем миллионы лет
Искать другие миры.
— Ксицн, кто у тебя там… в камере… так лихо зажигает? — окликнул шатающегося рядового майор. Развернутая алкоголем до неимоверного состояния и без того широкая русская душа требовала песен.
— Это… тащ майор… с утра волосатиков каких-то приняли… за нарушение общественного пряддд… ка… — с трудом выдавил ППСник. — Песняка ночью давили в непппп…положенном месте…
— Пнятно… — резко кивнул майор и фуражка, чудом державшаяся на его лысой макушке, упала на пол.
— Ты их что, знаешь, Вадимыч? — спросил майор.
— А п-п-почему бывший, тащ… тащ…? — Встрял в наш разговор стоявший рядом рядовой Косицин.
— Отвали, Косицин! — оборвал его майор. — Если бывший, значит усе — фьють… — Майор изобразил что-то неопределенное, шевеля в воздухе пальцами руки. Видимо это и должно было обозначать это самое пресловутое «фьють». — Не нервируй меня! А если она известная, то почему я о ней не знаю? — обратился ко мне майор.
— А придет?
— Так пойдем, послушаем? — предложил майор.
— Актового зала нет, — мотнул головой пьяный мент, — но есть большой и хороший красный уголок. А зачем?
Под звуки музыки мы вышли из кабинета, а внизу, за решеткой, продолжал наяривать Лагутенко:
— Но всевидящий глаз
Прокладывал курс за нас,
Мы держались его, думали, что он — ас.
Если б наш звездолет не отправился в полет,
Не услышали тогда бы,
Космос черный как поет!
Мы набрали воды
В колодце черной дыры,
Теперь мы можем миллионы лет,
Искать другие миры.
Красный уголок, находящийся, как и кабинет Зябликова на втором этаже отделения, заставленный рядами стульев, действительно оказался большим и светлым. Было даже небольшое возвышение, типа сцены, на которой стояла полированная ДСПшная кафедра для докладчиков. Недолго думая, я отодвинул кафедру в сторону и прищелкнул пальцами. Вся сцена, как по мановению волшебной палочки, оказалась заставлена музыкальной аппаратурой высшего класса: ударная установка, клавишники, гитары, усилитель и колонки.
— Вон там в углу электрощит, — показал Зябликов.
Знаменит своей погодой, криминалом и главо-о-ой.
И только м-о-р-е воды,
И только м-о-р-е, омывает этот город
Со всех его трех сторон.
— Охренеть, звучок! — произнес кто-то даже с придыханием от дверей красного уголка.