— Я вся во внимании, — глаза женщины лукаво блеснули, и она все-таки поднялась, явив взору великолепное тело, полностью открытое по пояс.
— Я вдруг понял, что меня эти месяцы подспудно мучило. Мне мало просто увлечением истории. Ну стану я археологом, даже великим и что дальше? Люди же в большинстве своем о ней мало что будут знать. Нашу науку надо популяризовать. Рассказать о прошлом так, как будто оно еще живое, стоит перед нашими глазами.
— Интересно, — Надежда нагнулась и её розовые чуть набухшие соски оказались на уровне глаз Степана. Тот, не мешкая, положил на них пальцы, девушка явно завелась и тихонько застонала.
— Я когда-то пробовал писать, вот и хочу вспомнить, попробовать заново эпистолярный жанр. Чувствую, что это будет мне интересно.
— Молодец.
— Надя, так не честно! Зачем ты села на меня?
— Молчи и наслаждайся, мой великий писатель, — лукаво объявила женщина.
Глава 23. 23 марта. Ленинград. Васильевский остров. Дворец культуры имени С. М. Кирова
Ночь прошла, будто прошла боль,
Спит земля, пусть отдохнет, пусть.
У Земли, как и у нас с тобой
Там, впереди, долгий, как жизнь, путь.
Я возьму этот большой мир,
Каждый день, каждый его час,
Если что-то я забуду,
Вряд ли звезды примут нас.
Если что-то я забуду,
Вряд ли звезды примут нас
Слова песни завораживали и настраивали на минорный ряд, всколыхнув в душе нечто забытое, подернутое пеленой времени.
«Божечки ж ты мой, как давно это было!»
Игорь Дивов уже столько раз видел этот детский фантастический фильм, что мог подпеть без запинки. Пошли последние титры первой части дилогии «Москва-Кассиопеи» и шумная детвора уже спешила к дверям, живо обмениваясь впечатлениям. Для них это была фантастика, родная и не такая уж далекая. Казалось, что во взрослом возрасте они смогут летать на Луну, как сейчас в Крым. Дети же в кино рванули к Кассиопее! Каждый год советские космонавты устанавливают тот или иной рекорд. Будущее за нами!
Игорю с позывным для своих «Редактор» стало очень грустно. Это же сколько лет прошло, но легкая печаль от того, что космические приключения происходят не с ним, так и осталась в его душе. Странно, надо было вернуться в это время и другое тело, чтобы осознать воспоминания собственного детства. Дивов бросил взгляд на товарища и сердце защемило еще больше. Снайпер, железный Колька, неистовый глашатай их научной революции блестел в сумраке зала глазами. Вот ведь черт! Стало неудобно, как будто залез грязными ногами на чужую чистую постель. Игорь сосредоточенно отвернулся, разглядывая неброский зал Дворца культуры. Для этого времени тут очень неплохо все сделано.
— Да ничего, Игорь, извини. Сам не думал, что так развезет. Любимый фильм детства. Он вышел здесь совсем недавно, еще безумно популярен, еле копию для показа ребятне нашел. Хорошо, сверху помогли. Наши коммунары как раз курс лекций по астрономии прослушали для общего развития. Лучшим обещают поездку в Звездный городок и встречу с настоящими космонавтами.
Истомин встал и шел к выходу, как будто стараясь досужей болтовней загладить произошедшую с ним неловкость. Они вышли в светлый коридор, на улице еще светило вечернее солнце, создавая причудливый рисунок светотени на стенах. Дивов шел рядом с товарищем. Ему отчего-то было тепло от такого простого человеческого чувства, испытанного только что этим странным человеком. А ведь он, пожалуй, был лучше всех их, маленькой группы передовых мыслителей десятилетия. Чище сердцем, душой, пусть и прятал все это за откровенным цинизмом. Истомин как будто почувствовал, что московский гость его отлично понимает, поэтому остановился на повороте.
— Слушай, Игорюха, сам не ожидал от себя такого, сошел, короче, я сегодня с рельсов. Понимаю, что ты по делу приехал, но что-то не хочется сейчас сидеть в душном кабинете.
— Накатить никак пожелали, господин поручик?
Моложавое лицо Снайпера озарила улыбка, даже глаза чутка оттаяли. Наверное, он был таким до того, как попал на свою первую войну. Обычный добродушный паренек, искренне любящий жизнь во всём её разнообразии. Это сейчас даже после чудесного омоложения его стальной взгляд оставался всегда убийственно холоден.
— Я тут знаю неподалеку одно неплохое и совершенно непафосное заведение.
— Да я, собственно, не против. Просто сопьешься тут с вами, творцами.
— А кто не пьет! Назови!
Ответил фразой из известного и еще не вышедшего фильма Истомин. Вот точно Казакову придется снять его раньше! Замучают попаданцы сценками из шедевра.
Кафешка располагалась в полуподвале старого дома и носила гордое имя «Пирожковая». Писатели ловко спустились по обледенелым ступенькам, по которым, возможно, еще ступали ботинки коллег «Серебряного Века» и зашли внутрь. Как ни странно, но в теплом душноватом помещении вкусно пахло сдобой и даже кофе. Народу в «Пирожковой» было немного, поэтому было куда пристроиться и спокойно посидеть.