Отказ не принимается (СИ)

Все это я предлагаю груди Виктора, стараясь не поднимать глаз. От него сейчас особенно веет роскошью, дорогой жизнью и чем-то совершенно недоступным и неуместным в моей прихожей.

Хочу смыться в комнату, чтобы надеть платье и не сверкать голыми ногами перед Воронцовым, но внезапно Виктор притягивает меня к себе.

Обнимает крепко, зарываясь носом в волосы на макушке.

— Варь, это же та рубашка да? — хрипло спрашивает он.

Я не сразу дотумкиваю, что он имеет ввиду.

Да, он с этой рубашкой встречался, когда я у него в доме за Тиль приглядывала. Она очень уютная, теплая и мне нравится.

— Гольфиков не хватает, — договаривает он, и я наконец соображаю, что Виктор сейчас имеет в виду нашу первую встречу.

Горячая волна тут же заливает меня. Наверно, я сейчас красная как рак.

Да что же это такое? Мы ведь уже занимались кое-чем посерьезнее, а я по-прежнему из-за такой мелочи смущаюсь, хотя по-хорошему мне стоит разозлиться, вспомнив, как себя повел этот питекантроп.

Сейчас бы как-то удачно сострить или осадить товарища, опять нагло распустившего руки, но у меня слова встают комом в горле от всплывшей в голове картинки, как Воронцов забирается мне под рубашку и сжимает грудь.

Воронцов шумно вдыхает.

— Был уверен, что тебе подойдет этот запах.

Да, я не утерпела и набрызгалась духами с самого утра, уверяя себя, что это для настроения.

— Ты сама как корица. Теплая и терпкая…

И в этот момент, я осознаю, что пока я распускаю уши, кто-то повторяет то, что я вспомнила про турбазу. Ладонь забирается под рубашку, скользит вверх по ноге и застревает на границе чулка.

— Варя…

Воронцов подхватывает меня и усаживает к себе на пояс, как тогда на кухне. Его руки смело мнут мою попку. Я настолько теряюсь от этой атаки, что забываю все свои обещания, про «не быть тряпкой», и кто его знает, куда бы это все зашло, если бы не очередной вопль Тимошки из ванной.

— Что вы творите! Нам надо собираться!

— У нас масса времени. Начало в восемь, — прижавшись губами к сгибу моей шеи, бубнит Виктор.

Что?

У меня даже мурашки пропадают от возмущения.

В восемь?

Так какого лешего я собираюсь к трем как наскипидаренная?

Я думаю, любая женщина меня оправдает за то, что я перехожу к рукоприкладству. Со всей силы я щипаю Виктора за мочку уха.

— Это что за новости? Почему я должна быть готова к трем? — у меня внутри все клокочет.

— Нам надо поговорить, Варя, — оторвавшись от моей шеи, Воронцов пристально смотрит мне в глаза. Даже перестает шевелить наглыми пальцами на моей попе, демонстрируя, что тема для разговора серьезная.

— Пять часов будем говорить? — я злюсь и никак не могу успокоиться.

— Надеюсь, что нет. Оставшееся время можно будет провести более приятно…

Глава 54

— Варя, с ним все отлично, — окликает меня Воронцов, что я вновь вытягиваю шею в сторону детской игровой комнаты.

На самом деле, я не столько волнуюсь за Тимошку, впервые оказавшегося в таком месте, сколько старательно избегаю смотреть в глаза Виктору.

Я злюсь на себя, что позволила себя уговорить прийти сюда, злюсь на Воронцова, который никак не хочет оставить меня в покое, а еще я смущаюсь и чувствую себя не в своей тарелке.

Кажется, это называется синдромом самозванца.

Последнее, чего я ожидала, что Виктор привезет меня в самый шикарный ресторан города.

Я слышала от девчонок на работе, что заказывать здесь столик нужно чуть лине за месяц.

Все еще не находя в себе силы встретиться с требовательным взглядом Воронцова, беспомощно разглядываю зал внизу. Посетителей немного и там, а уж тут, в своеобразном бельэтаже, для меня чересчур уединенно.

Стоит официанту раствориться, как я снова остро ощущаю волны животного магнетизма Виктора, и мне хочется сбежать от его пристального внимания.

А оно только усиливается, начиная с того самого момента, как я, переодетая в новое платье, вышла к Воронцову. Он обжег меня таким взглядом, что мне показалось, будто наряд на мне стал прозрачным.

— Все же стоило надеть на Тимку костюм, — стараюсь я говорить нейтрально, но, боюсь, Виктор прекрасно считывает мое состояние.

— Успеет еще в пиджаках намучиться, — хмыкает он.

Будто назло мне, Воронцов встал на сторону ребенка, и теперь тот щеголяет в джинсах и нежно-голубом джемпере, и, похоже, этим Виктор почти полностью завоевал восхищение Тимошки. Для полноты детского восторга Воронцову осталось стать только водителем мусоровоза.

— И потом, — продолжает Виктор, — имей снисхождение. Я тебя-то одел с трудом, на Тимофея сил уже не осталось.

Я вспыхиваю.

Это он про мое активное сопротивление надевать шубу, а именно ее Воронцов привез в том самом черном чехле.

И ведь умом я понимаю, что пуховик поверх коктейльного платья — нелепость, а моя старенькая искусственная шубка совершенно неподходящей длины, но самоуправство Виктора все время заставляет меня чувствовать неловкость.

А уж когда он взялся помогать мне шубу надевать…

Лицо начинает пылать, стоит вспомнить этот акт неприкрытого соблазнения. Воронцов умудряется превратить абсолютно невинный процесс в ужасно неприличный.