Лицо Рейфа потухло. Потом на нем появилось упрямое выражение, скрывавшее, как я чувствовала, такие же противоречивые чувства, которые раздирали и меня. Ведь и он не желал отступиться от той тайной задачи, которую мы сами на себя возложили, — помочь девушке, звавшейся теперь леди Марией, пережить женитьбу ее отца на королеве Анне.
— Твоя верность достойна всяческого восхищения, — в голосе Рейфа была нескрываемая горечь.
После долгого напряженного молчания я решилась заговорить:
— Нам нужны новые коды для обмена сообщениями. И их должно быть достаточно, чтобы мы могли вовремя предупреждать друг друга о самых разных вещах.
— Как скажешь…
Мы по-прежнему говорили с ним на одном языке, но близость меж нами исчезла. Следующий час мы провели, придумывая, что будет значить упоминание в заказе того или иного изделия из шелка, и голоса наши звучали так чопорно и холодно, словно мы вели пустую официальную беседу.
Я решила, что пошлю сигнал Рейфу немедленно прибыть ко двору только в самом крайнем случае. Пусть просто передает принцессе то, что будет зашифровано списком товаров.
— Расскажи, как ты собираешься доводить мои новости до принцессы? — Я не представляла, станет ли он действительно отправлять ленты, кружева и тесьму, чтобы передать мое сообщение принцессе Марии, либо будет лично встречаться с нею.
— Лучше тебе этого не знать. Так будет безопаснее, — Рейф не смотрел мне в глаза.
Больше нам сказать друг другу было нечего. Я поднялась со скамьи, на которой сидела, и приготовилась сойти с барки.
— Будь осторожна, Тэмсин, — услышала я голос Рейфа у себя за спиной. Что-то в его тоне подсказало мне, что он имеет в виду гораздо большее, чем способность пройти, не споткнувшись, по спущенным на берег сходням.
Я вернулась во дворец в полном отчаянии — вполне возможно, что больше мне никогда не удастся увидеть Рейфа Пинкни. Чтобы заглушить горечь потери, я, очертя голову, кинулась в веселую кутерьму рождественских праздников.
Глава 42
Однажды солнечным мартовским днем королева Анна отправилась в Хэтфилд, чтобы навестить свою маленькую дочку. Она взяла с собой только нескольких дам, фрейлин и служанок, и еще крохотного песика Перки[125]
. Ее величество обожала его, как своего ребенка, и я, должна признаться, до некоторой степени разделяла это чувство.Перки не был похож ни на одну из собак при дворе. Он был мал ростом — не более фута[126]
в холке, но крепок, покрыт курчавой белой шерсткой, имел пышный, как плюмаж, хвост, задранный на спину, длинные уши, скрытые волнистой гривой, и смотрел на мир круглыми черными блестящими глазками. Любвеобильный и необычайно любознательный, он везде бегал, пытался со всеми подружиться и не стремился исследовать. Вот почему, после того как он устроил беспорядок в детской принцессы Елизаветы, мне было велено вывести его в сад на прогулку.Схватив Перки под мышку, я отправилась в свою первую прогулку по окрестностям Хэтфилдского дворца, принадлежавшего ранее епископу Илийскому. Квадратный внутренний двор обступали здания красного кирпича, а к находившейся рядом церкви вела галерея. Оказавшись снаружи, я без труда поняла, где находится большой зал, выходивший окнами в один из садов. Я поспешила туда, ибо около него должна была встретиться с той, кто проведет меня к принцессе.
Когда принцессу — а в мыслях своих я отказывалась называть ее леди Марией — определили присматривать за ее маленькой сестрой, ей сказали, что она может взять с собой только двух женщин, которые прислуживали бы ей как простые служанки. Одна из них и была такой служанкой, взятой в какой-то бывшей резиденции принцессы — что называется, девушка на все руки, а другая была Мария Витторио. Она добровольно отказалась и от своего статуса, и от привилегий, чтобы последовать за своей госпожой.
В тот день именно Мария высматривала меня у большого зала, чтобы проводить в крохотные, заставленные мебелью апартаменты, выделенные в Хэтфилде сестре принцессы Елизаветы.
Войдя, я склонилась в глубоком поклоне перед Марией Тюдор. Она была и оставалась моей принцессой, какие бы указы ни издавал ее отец.
Со дня нашей последней встречи прошло почти три года. За это время она очень похудела и оттого выглядела истощенной и нездоровой. Но ее улыбка была прежней — она действительно была мне рада. Ее высочество обняла меня вместе с песиком и рассмеялась, когда Перки ткнулся носом ей в руку.
— Какой же он маленький! — воскликнула она.
— Это порода такая. Этих крох сейчас держат при французском дворе. Леди Лайл прислала его в подарок из Кале. Мне сказали, что она хочет устроить одну из своих дочерей на должность фрейлины.
— Несомненно, леди Лайл преуспеет. Эта женщина обожает все французское, — ядовито заметила принцесса. Но не в ее правилах было обвинять невинное животное в грехах его хозяйки, поэтому она посадила Перки к себе на колени и принялась гладить его мягкую шерстку, а затем прямо спросила: — Как обстоят дела при дворе?
— Она вновь беременна.
Королева Анна объявила об этом королю в январе, а затем сообщила эту радостную новость своим придворным дамам.