Мария Витторио разразилась звучными испанскими ругательствами.
— Ваше высочество все еще имеет много верных сторонников среди придворных, — быстро добавила я. — Вы не должны терять надежды, что когда-нибудь вернете себе благорасположение вашего отца.
— Эта женщина меня ненавидит.
— Она страшится вас, ваше высочество.
Мария, караулившая у дверей, прервала меня, не дав договорить:
— Кто-то идет сюда. Тебе надо скрыться, Тэмсин, пока тебя не обнаружили.
Ее высочество передала мне песика, и Мария тут же схватила меня за руку и вывела через дверь, завешенную шпалерой. Я успела увидеть, что в комнату принцессы входит слуга в ливрее королевы. Я хотела освободиться и остаться, чтобы подслушать, но Мария не ослабляла своей хватки. Когда я непонимающе взглянула на нее, она молча указала на Перки. Она была права: если бы песик залаял, мы бы попались.
Спустя четверть часа, после того как я вывела Перки в сад, чтобы он мог сделать свои дела, я вернулась к двери в детскую. Тот же самый посыльный, который заходил в покои принцессы Марии, ждал снаружи. Я его узнала — он служил при дворе камердинером.
Я тихонько тронула его за рукав:
— Ты не болен, Дикон?
Его лицо было искажено ужасом, на лбу блестел пот, хотя в покоях было прохладно.
— Это вы, мисс Лодж? Нет, нет, я здоров… но я страшусь гнева нашей королевы.
— Чем же ты можешь прогневать ее величество?
Смятение Дикона было столь велико, что он поддался на мой участливый тон и рассказал то, что вообще-то должен был хранить в секрете:
— Ее величество отправила меня с письмом к леди Марии. Королева предлагает с почетом вернуть дочь короля ко двору, если она признает брак своего отца и право ее величества на корону Англии.
— И что?
Дикон судорожно сглотнул:
— Ее величеству не понравится ответ. Леди Мария заявила, что единственная королева, которая ей известна, — это ее мать.
Я вздохнула:
— Ответ упрямицы, но его можно было ожидать.
— Этим дело не ограничилось. Леди Мария добавила, что будет очень благодарна, если королевская любовница не будет становиться между нею и ее отцом.
— Быть не может!
— Она именно так и сказала, мисс Лодж, а теперь я должен в точности передать ее слова королеве.
— Может быть, не стоит? По крайней мере, последние из них.
Но Дикон слишком хорошо знал свою службу. Не в силах ничего изменить, я ждала вместе с ним, когда королева Анна выйдет из детской. Я передала ей ее любимца прямо в руки, надеясь, что присутствие Перки как-то смягчит ее величество.
— Ты выполнил поручение? — резко бросила Анна Дикону.
Тот пересказал ответ принцессы целиком и полностью, без всяких изъятий.
Темные глаза Анны зажглись такой ненавистью, что я подумала: «Сейчас она велит высечь свою падчерицу за дерзость. С нее станется!»
К моему удивлению, королева обуздала приступ ярости. Все еще держа Перки на руках, она лишь скривилась в высокомерной ухмылке и вышла из покоев, высоко подняв голову.
В конце месяца, после того как Парламент объявил короля Генриха главой церкви Англии, король подписал «Акт о престолонаследии». Этот документ отменял все права на трон леди Марии[127]
. Теперь каждый подданный должен был поклясться, что признает брак Генриха Английского и Анны Болейн, равно как и законнорожденность всех детей от этого брака. Отказ принести такую клятву рассматривался как государственная измена, каравшаяся смертью.Я принесла требуемую клятву.
Глава 43
Спустя несколько месяцев двор малютки Елизаветы переехал в Элтам. В это же время ее августейшие родители расположились всего в нескольких милях — в Гринвиче. Повинуясь внезапному порыву, королева Анна решила нагрянуть в Элтам и провести несколько часов с дочерью. Пока королева была занята в детской, я неслышно выскользнула из покоев Елизаветы. Мне указали путь в домовую церковь, где в это время обычно молилась принцесса Мария. Новая церковь в Элтаме была выстроена рядом с большим залом, и из нее две винтовые лестницы вели в личные молельни короля и королевы. Мария Тюдор замерла на коленях у дальней стены. Она не посмотрела на меня, пока я искала ее взглядом под сумрачными сводами, и не повернула головы даже тогда, когда я опустилась на колени рядом с нею. Тогда я вознесла краткую молитву, попросив Господа укрепить и направить меня в разговоре с принцессой.
Дочь короля в полной мере унаследовала отцовское упрямство. Конечно, я восхищалась ее стойкостью, но искренне не понимала, для чего Мария вступила на путь мученичества. Стоило ли так упорствовать? Вот я, например, принесла ложную клятву, что поддерживаю парламентские акты, сделавшие короля Генриха главой церкви Англии и лишившие принцессу прав на престол, как и многие другие подданные нашего короля, и что с того? Ведь за отказ произнести несколько слов могла последовать страшная кара. И так, я уверена, поступили многие. Почему же та, которой эти законы касались напрямую, не могла заставить себя последовать нашему примеру, зная, что ее отказ подчиниться приведет короля в бешенство.