У нас… Панин в начале своей карьеры имел шанс стать актером номер один, уже становился им, но потом пустил себя в тираж… Костя Хабенский – он единственный производит впечатление человека, через которого токи нашего времени могут проходить и через которого оно может изъясняться. С ним может случиться эта история – про время. А может и не случиться. Других актеров, с которыми такое в принципе возможно, я пока не знаю.
…Был Меньшиков. Надо было себя пестовать так долго, так долго блюсти актерскую невинность, чтобы потом… Женька Миронов – выдающийся персонаж, очень талантливый… Но время сегодняшнее через них не проходит. В этом главная проблема.
Евстигнеев – великий, но он не был звездой: не мог обеспечить дополнительные сборы фильму. И Андрей Миронов тоже нет. В актере-звезде, мужчине или женщине, очень сильный момент – эротическое начало. Чаплин был вполне привлекательным мужчиной и большим специалистом по женской части. Мы эту эманацию в старой пленке уже не чувствуем, а они чувствовали. То, что со спущенными штанами прошел через всю свою жизнь, имело отношение к особой его энергии, которую улавливала пленка».
Литые формулировки. Очень по делу. Спасибо.
Про эти фильмы надо сказать особо, потому что это его прорыв. Тут совместилось несовместимое: кассу снял, понравился простодушным любителям сюжетов про вампиров и прочие дешевые ужасы, интеллектуалы нашли свой слой, конспи-рологи – свой, кто-то увидел политическую сатиру, причем начальство не возмущалось, а американцы так и вовсе купили права! (Я при всей своей капризности и то посмотрел оба фильма с неослабным вниманием.) Американцы учатся у нас делать кино; это более чем круто. То есть фильм пронзил общество сверху донизу – и даже прозвучал глобально, перепрыгнул через Атлантику. Может, теперь так и будет – кино для всех? Это уровень, это заявка, это надо уметь такое. Снова цитаты из Эрнста: «Мне обидно читать, что мы сняли кино всего лишь про то, что есть две команды и одна пьет кровь другой. Или что это подростковое фэнтэзи. Поверьте, мы не те ребята, которые интересуются фэнтэзи, мы про другое думаем и делаем. Никогда не поверю, что умный человек не понимает, про что это кино. Это история про современного горожанина, который провалился в подсознание и, ужаснувшись своего подсознания, чрезвычайным усилием воли вернулся обратно. Это история про русский дуализм, про хрупкое русское равновесие, которое все время нарушается, потому что конструкция несовершенная… Темные – это не злые, это просто люди, зачастую очень харизматичные, яркие, просто жизненная тактика которых делать то, что хочется, абсолютно не задумываясь, какие проблемы это создает для окружающих. А светлые – это люди, зачастую выглядящие нервными, озабоченными, они действительно хотят как лучше…»
А с кем же Эрнст? Ну то есть с кем, как ему кажется, он?
«Я ассоциирую себя сразу с тремя: с Городецким, Завулоном и Гессером».
Про то, почему он «Дозорам» не устраивал пресс-показов:
«Я за право критика написать: «Какое говно этот ваш фильм». Но написать с глубоким осознанием того, что завтра он может встретить режиссера и получить серьезно в репу. Но он-то этого не предусматривает. Он живет с ощущением, что вот я сейчас нахамлю тиражом семьдесят пять тысяч и буду дальше хамить. Статья в «Нью-Йорк таймс» о том, что фильм офигительный, гарантирует как минимум семьдесят миллионов сборов. А наши кинокритики не влияют вообще ни на что. Может, и к лучшему». А дальше он объяснил, что вот поэтому и не позвал никого их них на показ.
Выкусите, кинокритики!
Выкусили? А теперь еще раз. Кто плохо выкусывает, будет перевыкусывать.
«Что бы ни утверждали недобрые телекритики, телевидение в России – я не говорю только про ОРТ, я про все каналы – лучшее, входит в тройку лучших в мировом телевидении. Это я говорю как специалист».
Да точно лучшее – это вам подтвердят фанаты Петросяна, малограмотные пролетарии, одинокие пенсионерки, провинциальные пэтэушницы. К теме которых мы (которых никто не спрашивает), глубоко и демократично их всех уважая, наконец плавно переходим.
Эрнст все-таки философ, он проникает в суть вещей и дает нам свой горький вывод: «Телевидение – это общественная столовая. Можно, конечно, предложить народу фуагра и королевские креветки. Но народ поковыряет вилкой, поморщится и скажет: «Пора менять повара». И будет прав». «Я здесь (на ТВ) не для того, чтобы реализовывать свои художественные амбиции».
Это с одной стороны. Но с другой: «Групповуха, показанная в прайм-тайм, точно будет рейтинговой. Я двенадцать лет канал возглавляю – вы видели, чтобы я когда-нибудь такое показывал?»