Отключай

Вспоминаю, как я бегала. Пускалась бежать и носилась кругами. Из-за этого мне рекомендовали более частые, ежедневные сеансы ускорительной терапии. Рекомендуемая нагрузка для учеников начальной школы – два раза в день, а мне и трех было мало. Когда я узнала, что с пятого класса мы больше бегать не будем, решила делать это самостоятельно. Раз в две недели. Я надеялась на то, что беговые дорожки, оставленные для взрослых людей и для тех, кому недостаточно воздействия ускорителя, не уничтожат. У меня все еще есть своя беговая дорожка.

Передо мной появляется лицо. Мне опять становится жарко. На меня, вытаращив глаза, смотрит ребенок, и я понимаю, что это Итра.

Он кивает мне, потом спрашивает:

– Ты здесь в первый раз?

Я сообразила, что это Итра, потому что он стоит слишком близко и потому что обратил на меня внимание. Для других детей меня все равно что и нет, я сливаюсь с фоном.

У него полно недостатков, думаю я и улыбаюсь.

– Ты когда в окно смотрела, тоже улыбалась, – говорит он мне.

Эта моя дурацкая улыбка. Я пришла его отругать – и выдала себя, не сумела скрыть, что сама не без недостатков. Мы стоим через три оконных секции друг от друга. Я отворачиваюсь к окну. Краешком глаза вижу, что Итра делает то же самое.

– Ты из-за Ины пришла? – Он поворачивается ко мне.

– Откуда ты знаешь? – Не понимаю, как он догадался.

– Из-за того, что вчера случилось.

– Откуда ты знаешь? – Не могу скрыть удивления.

Итра пожимает плечами:

– К нам просто так никто не приходит.

– А что вчера случилось? – спрашиваю у него.

Он не мигая смотрит на меня. Стараюсь сосредоточиться – я выдержу его взгляд. Вы-дер-жу.

Глаза у него как у Алы.

– Ты хочешь, чтобы я извинился?

Понимаю, что не знаю толком, чего хочу. Мне достаточно того, что я его увидела. И надо идти, пока никто из руководителей не заметил.

– Я ее поднял. Не удержался, – говорит он.

Вот это новость. Этого мне Ина не рассказывала. Вернее, она мне соврала.

– А… – Больше мне прибавить нечего.

Итра молчит и снова отворачивается к окну. Он понял, что я не сержусь. Однако я вспоминаю вкус крови и чувствую, что должна кое-что ему сказать. К тому же Итра намного младше меня.

– Знаешь, – говорю ему строгим тоном, – чтобы больше никаких таких игр.

Он кивает. Только теперь мне приходит в голову, что это Ина прислала Итру объясняться. Наверное, чувствует себя виноватой, мне же из-за их игры пришлось кровь глотать.

Выхожу во двор, сажусь на лавочку. На территории школы я могу посидеть, не боясь привлечь внимание санитаров. Думаю про Итру. Про то, какое у него лицо. Он такой живой, и мы с ним друг друга понимаем. И он похож на Алу. Волосы слегка вьются, щеки розовые, и глаза совсем как у Алы, рыжевато-горчичного цвета. Но Але нравятся бирюзовые глаза, в будущем она такими и обзаведется.

Выглядит как Ала, а настолько несовершенный. Мне становится смешно от этой мысли.

* * *

Сегодня я снова иду к Дане. Теперь я применяю терапию, мысленно дроблю тексты и больше не роюсь в старье. На следующий день после терапии я и двух страниц из бумажной книги прочитать не смогла. Чувствовала дискомфорт – и текст показался мне слишком длинным, и читала я слишком медленно. Так что разговор с Даной мне точно не повредит, к тому же я обещала разобраться в составе ее нового лекарства.

– Мне тоже предлагают терапию, – говорит Дана. – Или даже операцию.

Она сидит на том же месте, что и раньше, в самом дальнем углу комнаты. Усаживаюсь на край кровати в противоположном углу, поближе к двери.

– Хорошо, – говорю я.

Еще немного поговорив, мы обе отключаемся. Я хочу кое-что у нее спросить.

– Дана, вы можете мне объяснить…

– Если только сумею.

Она не интересуется, почему бы мне не спросить об этом у мамы. Дана вежливая, как и девяносто девять процентов нашего населения.

– Вам когда-нибудь приходилось иметь дело с кровью? – Я стараюсь говорить как можно нейтральнее.

– Много раз, – пожав плечами, отвечает Дана. – Что тут особенного.

– А знаете, какая она на вкус? – Не могу заставить себя прямо спросить, пробовала ли она кровь.

– Само собой, – говорит она. – Ведь сколько мы падали, коленки себе разбивали. Слюна хорошо дезинфицирует, ничем брызгаться не надо. И подорожник хорошо кровь останавливает.

Дана не меньше минуты объясняет, как выглядит подорожник, а я мысленно пытаюсь нарисовать полосатый листик.

– Долгонько ты у меня не была, – говорит она.

Я киваю.

– Ходила на терапию. Дали терапевтические упражнения, – объясняю ей.

– Та-а-ак. Мне тоже надо делать упражнения.

– Нетрудные, – говорю я и вспоминаю, как один пациент во время терапии признался, что любит картошку – как и Дана.

– И что ему велели делать? – интересуется Дана.

– Не велели, а посоветовали.

– Что посоветовали?

Рассказываю.

– Наверное, я отложу терапию, – помолчав, говорит Дана.

– Один человек отказался от терапии, – говорю я. – Прямо там.

– Видишь, как бывает.

– Его увели. Что-то случилось.

Рассказываю, Дана куда-то пристально смотрит.

– Наверное, у него какой-нибудь орган отказал. Может, мозги.