Я стойко держал оборону, но силы были на исходе.
— Да не цепляйся ты, дай посмотреть!
— Знаю я вас, — пыхчу я. — сначала посмотреть, потом потрогать, потом…
Верзила справился с ремнём, помяв мои пальчики, оставалось только оторвать пуговицу и расстегнуть «молнию»! и вдруг.
— Что здесь происходит? — послышался знакомый голос и в туалет вошёл майор.
Мой враг стремительно оглянулся.
— Да он сам… — вякнул он.
— Идите за мной.
Мы вернулись в директорский кабинет.
— Этот парень сейчас в туалете пытался раздеть Денисова. Что у вас в школе происходит? Я буду вынужден зафиксировать попытку изнасилования.
Парень стал белым, как полотно:
— Он сам! — заорал он, — посмотри, говорит, посмотри!
— Я тебе верю, Арсений, иди на урок, — сказала директриса.
Арсений пулей вылетел из кабинета и куда-то умчался.
— Ну что, Денисов, достукался? Уже в школе совращаешь товарищей?
Майор полиции стал красный, как рак:
— Вы меня за идиота считаете?! — рявкнул он.
— Можешь идти, — кивнула мне директриса. — А мы сейчас займёмся обсуждением твоей судьбы.
Я тихо вышел в коридор, сильно обескураженный. Что за бред? Я виноват в том, что меня били, хотели раздеть.
На цыпочках, постоянно оглядываясь, я добрался до дверей своего класса и осторожно вошёл, красный и растрёпанный.
— Саша! — воскликнула Антонина Павловна, — что с тобой?
Я обвиняюще показал пальцем на дверь:
— Это не школа! Это минное поле! Сначала меня хотели посадить в тюрьму за превышение самообороны, затем какой — то бугай по имени Арсений в туалете пытается снять с меня штаны. Товарищ майор меня освобождает из плена, тащит насильника к директору, директор его отпускает, а меня обвиняет в разврате.
Я оглядел класс. Все молчали потрясённо. Толик весь покрылся пятнами и уставился в парту, Антонина Павловна сказала:
— Иди сюда, никто тебя здесь не обидит.
Я доверчиво подошёл.
— Сними пиджак, — я повиновался. Антонина Павловна поставила меня между колен, невозмутимо расстегнула мне брюки и аккуратно заправила рубашку. Я украдкой кидал взгляды в класс, но насмешек не видел, а видел зависть.
— Что ты такой встрёпанный, Саша? — попеняла она, поправляя мне прическу. — Всегда такой был такой аккуратный, приятно посмотреть. Тебе надо всегда быть выдержанным, как дипломату. На тебя смотрит вся школа, без преувеличения.
В классе встал один мальчик:
— Можно, Антонина Павловна?
— Говори Дима.
— Если тебе, когда надо будет в туалет, скажи, я тебя провожу, — кто-то прыснул, Толик встрепенулся, но промолчал.
— Саша, ты настоящий пацан, приходи к нам в секцию бокса.
— Спасибо, у меня уже есть сотрясение мозга.
Класс взорвался хохотом, Дима покраснел.
Я опомнился:
— Правда, Дима, я очень благодарен тебе за приглашение, но я не шучу, я даже временно потерял память, а насчёт туалета большое спасибо, кто не знает, как мучительно терпеть весь день, пусть смеётся.
— Эти, безусловно, важные вопросы будете решать на перемене, а мы ещё не закончили урок. Саша, ты как, готов? Или сошлёшься на потерю памяти?
— Скорее, на сложные обстоятельства.
Тут дверь открылась, и заглянул майор:
— Разрешите поговорить с Денисовым?
Все загремели, вставая.
— Куда вы его? — нахмурилась Антонина Павловна.
— Через пять минут верну.
— Я с ним! — закричал Толик.
— Разговор, слишком конфиденциальный, — сказал майор.
Эх, если б он разрешил…
— У нас есть максимум десять минут, отойдём к окну.
Мы отошли к окну, и майор спросил меня:
— Ты помнишь адрес той фотостудии?
— Какой фотостудии? — уставился я на него.
— Где ты провёл фотосессию.
— Что за фотосессия?
— Я понимаю, тебе неприятно об этом вспоминать, но пойми, от твоих слов зависит жизнь и здоровье некоторых детей.
— Я ничего не понимаю.
— Я прошу тебя, вспомни, я знаю, что ты там был.
— Вынужден вас огорчить, это какая-то ошибка, даже если я где-то и был, я ничего не помню, могу поклясться на библии, или на пионерском галстуке.
— Это не повод для шуток!
— Какие могут быть шутки?! Мне нечего скрывать.
— Хорошо, — майор достал из папки фотографию, распечатанную на принтере.
На фотографии мальчик, похожий на меня, в костюме ковбоя, широко улыбался. Я пожал плечами:
— Это доказательство?
Майор повернул лист к себе и поморщился:
— Да, сходство сомнительное, особенно на такой копии.
— У вас всё? Скажите лучше, что там с моим делом.
— Придётся поставить тебя на учёт.
— Зачем? Теперь следят за пострадавшими?
— Что делать, от тебя заявлений не было, а от них было.
— Я надеялся, в душе, что хоть детей не будут наказывать вместо бандитов, ещё бы, за них вы горой, попробуй, девочка, окажи хулигану сопротивление, увидев хулигана, ты должна сразу лечь и раздвинуть ноги, а уже потом обращаться в полицию, в состоянии трупа, или близко к тому.
У майора заиграли желваки:
— Обвинять вы все умеете, а помочь не хотите, или боитесь?
— Я сожалею, вы не верите ни одному моему слову, вы потеряли моё уважение, разговор считаю бессмысленным.
— Кто тебя сегодня спас?
— Преступник наказан? Торжествует добро? Да завтра он затащит меня в любой угол и сделает со мной всё, что захочет, и никто ему слова не скажет. Зачем ломать жизнь хорошему мальчику из-за неизвестно кого!