Открой глаза, Фемида!

– А это мое резюме. Я работала в адвокатской конторе Петреску – это один из самых известных в Румынии адвокатов, потом была полицейским переводчиком в Италии…

– Каким переводчиком?

– Я неправильно выразилась. В Италии пять разных полиций: государственная полиция, пеницитарная, корпус карабинеров, финансовая и лесной корпус. Меня приглашали в качестве переводчика, когда задерживали человека, не знающего итальянского, но говорящего по-русски. Чаще всего меня вызывала Polizia di Stato, то есть государственная… Но и с финансовой я сотрудничала часто.

– И много вам платили?

– Там почасовая оплата. А поскольку вызывали не каждый день… Но однажды я участвовала в двенадцатичасовом допросе и мне заплатили почти восемьсот евро.

– Ничего себе! – удивилась инспектор отдела кадров. – Так и разбогатеть недолго.

– Мне не удалось, потому что все ушло на операцию для мамы. Мы хотели делать операцию в России, но здесь… то есть в Москве, когда узнали, что мы не граждане, заломили такую цену, что в Италии оказалось дешевле.

– Здоровье, конечно, вещь очень дорогая, – вздохнула кадровичка, – помогло хоть?

– Нет. Мама умерла через полгода. А того, что я зарабатывала, все равно не хватило: даже продали свой дом. А вообще переводчицей я была от случая к случаю, а так работала в ресторане на улице Данте. Это в Милане, совсем рядом с соборной площадью. Почти каждый день по двенадцать часов на ногах – присесть было некогда, а потом еще надо было мчаться в полицейский участок, когда какую-нибудь украинку задерживали за воровство в дорогом бутике…

– Сочувствую, – вздохнула кадровичка и посмотрела на Высокова: – Но, к сожалению, вам откажут.

– Я попрошу лично Николая Степановича.

– Сперанский, к сожалению, не решает. У нас, вы сами знаете, своя служба безопасности. Я приму, конечно, документы, но на всякий случай не надейтесь.

– Я поняла, – улыбнулась Настя, – я уже привыкла к отказам.

Они подошли к кабинету, Владимир Васильевич открыл дверь и пропустил девушку в небольшую приемную.

– Вот здесь будет твое рабочее место. Работы будет немного: обычная секретарская.

– Мне знакома эта работа. Мне придется принимать звонки, переводить их на вас, если потребуется, составлять для вас распорядок дня, вести учет посетителей и звонков, готовить кофе…

Высоков взглянул на часы:

– В десять совещание у председателя городского суда Сперанского. Вы посидите пока здесь, в приемной, если вдруг будут звонить – отвечайте, что в одиннадцать тридцать я буду на месте.

Вернулся он через час и застал в своей приемной бывшего председателя студенческого комитета. Иванов сидел возле неизвестно откуда появившегося низкого столика и пил кофе. Он едва повернул голову, посмотрел на вошедшего Высокого и продолжил свой рассказ.

– …Я предоставляю последнее слово обвиняемому, и тот, волнуясь и смущаясь, обращается непосредственно ко мне: «Ваша честь, я безмерно уважаю вашу неприкосновенность, а потому прошу вынести мне наказание, не связанное с лишением свободы…»

Настя поднялась со своего стульчика и улыбнулась Владимиру Васильевичу:

– Я тут прибралась немного.

– А кофеварка откуда?

– Заходила судья Кочергина и сказала, чтобы я о вас получше заботилась. Ушла, но потом вернулась и принесла кофеварку, сказала, что на время отдает свою, пока мы не обзаведемся собственной.

– А кофе я притащил, – радостно доложил Иванов, – и сахар.

– Вам звонили, – продолжила девушка и, взяв со столика тетрадь, начала перечислять, – адвокат Словоерсов…

– Дмитрий, – уточнил Иванов, – прощелыга еще тот. Ты с ним осторожнее.

– Потом Борис Львович Лифшиц, он хочет пригласить вас на свою отвальную. Так и сказал.

– Лифшиц, – наморщил лоб судья Иванов, вспоминая, – а-а, кудрявенький такой шибздик. Тоже с вашего курса. А ты что, поддерживаешь отношения со всеми? С адвокатами советую не встречаться. А то потом придется оправдываться… Объясняй потом, что дела не обсуждали и ни о чем не договаривались.

– Из городской прокуратуры звонили, спрашивали, когда можно с вами поговорить о деле Кочанова.

– Качанова, – поправил Настю бывший председатель студкома.

– А еще ваша мама. Мы с ней минут пять разговаривали. Она спросила, сколько мне лет, что я окончила, замужем ли. А потом сказала, что вчера разговаривала со Сперанским и тот пригласил ее вместе с вами к себе в Комарово на шашлыки. У вашей мамы очень приятный голос.

– На шашлыки в другой раз как-нибудь, а в эти выходные я хочу отдохнуть.

Настя бросила быстрый взгляд на Иванова: догадался ли? И продолжила:

– Из отдела кадров еще был звонок. Я ответила, что вы на совещании, и там не стали ничего объяснять.

– Будем надеяться, что все срослось, – кивнул Высоков.

– Если честно, – очнулся вдруг судья Иванов, – я боялся, что дело Качанова на меня спихнут.

– Дело как дело, никакой сложности: двести десятая чистой воды.

– Я не о том, – покачал головой бывший председатель студсовета, – просто по слухам, когда он… В общем, на судей обычно наезжают и ставят перед выбором – сам понимаешь каким.

– Не понимаю, – ответил Высоков.