Открой глаза, Фемида!

– Личное оружие, – объяснил он, – ты же вчера волновалась по поводу того, что здесь могут быть дикие звери или разбойники. Вот я и взял: люди одного вида пистолета испугаются и убегут, а зверей выстрелом в воздух отпугнуть можно. Хотя звери вряд ли нападут. Они людей боятся.

– А можно посмотреть?

Она протянула руку, Высоков достал «ПМ», вынул из него обойму и подал девушке.

– Никогда не видела, – тихо сказала она, – в руке даже не держала. Ты из него стрелял?

– Стрелял, когда норматив сдавал.

– А мне можно?

Владимир Васильевич покачал головой:

– Лучше не стоит.

– Ну ладно, – согласилась Настя, возвращая пистолет, – нельзя так нельзя. Просто вдруг так захотелось попробовать разочек…

Высоков вдруг вспомнил разговор с Ивановым, который расстрелял целую обойму, и никто не стал разбираться, куда тот дел патроны.

– Хорошо, – сказал он, вставляя обойму в рукоять и протягивая пистолет девушке, – разочек стрельни. Все патроны считаные, но я придумаю что-нибудь. Стреляй только в сторону воды. Вон в то дерево.

Встал за ее спиной, показал, как снять с предохранителя.

– Медленно поднимай руку, прицеливайся так, чтобы мушка оказалась на уровне прорези…

Внезапно пистолет выстрелил. Грохнул так оглушительно, что эхо пронеслось над водой.

– Я случайно нажала, – начала объяснять Настя, – даже прицелиться не успела, – она протянула пистолет. – Все, больше не хочу – не мое это дело.

Высоков убрал пистолет в кобуру, посмотрел на девушку, вглядывающуюся в прибрежный тростник, который был за соснами.

– Ой, – прошептала она, – там кто-то был… Мне показалось, что там кто-то упал…

Он повернулся и стал всматриваться туда, куда был направлен взгляд Насти. Потом направился туда, начал спускаться к воде… Вошел в тростник и замер…

Лицом вниз распростерся человек в высоких болотных сапогах, лежал и не шевелился. Владимир Васильевич бросился к нему и, подойдя близко, сразу понял: мужчина мертв. Пуля попала ему в затылок. Рана была сквозная.

Настя тоже начала спускаться.

– Что там? – крикнула она.

– Не ходи сюда!

Но она уже увидела, вскинула руки, чтобы прикрыть лицо, и тут же осела на землю. Очевидно, ноги ее не держали. Высоков подбежал к ней, попытался помочь подняться и увидел, как дрожат его собственные руки. Но все же поднял ее, взял на руки и понес к машине. Продолжая держать Настю на руках, открыл дверь и усадил ее в кресло. Девушка дрожала и не убирала руку с его шеи.

– Это я?.. – прошептала она и повторила: – Это сделала я?

Он не знал, что ей отвечать, снял ослабевшую руку со своей шеи и побрел к берегу. Зашел в тростник, надеясь на то, что все ему привиделось и ничего этого не было. Мысль была отчаянная и глупая, но он цеплялся за нее, как ребенок, который, закрыв глаза, пытается спрятаться от окружающего его мира. Солнце скрылось почти внезапно, бликов на воде уже не было, только ветер гнал к берегу быструю рябь.

Человек лежал все так же неподвижно, впрочем, это был уже не человек, а тело. Высоков подошел, но не решился осмотреть его: и без того было все ясно. Он отвернулся, бросил взгляд в сторону машины, словно боялся, что девушка вылезет из нее и опять придет сюда. Он снова стал подниматься на невысокий пригорок, думая о том, что надо сейчас предпринять. Определенно надо звонить в полицию… позвонить, потом дождаться, когда приедет группа, и объяснить, что доставал из кобуры пистолет, спуск которого по нелепой случайности не стоял на предохранителе, и произошел самопроизвольный выстрел… Звучит нелепо, конечно, но поверят или сделают вид, что поверили… Зачем ему убивать незнакомого ему человека? Поверят, разумеется. Но все равно: это статья сто девятая. Максимального срока он не получит, даже ограничения свободы не назначат, дадут исправительные работы… С должности его погонят, как и из судейского корпуса. Жизнь не кончится, конечно, можно, как бывший судья Колодин, устроиться в какую-нибудь фирму юрисконсультом, а потом и в адвокатуру уйти… Все можно, но это будет уже другая жизнь, а не та, к какой он шел долгие годы. Хуже всего, что все окружающие будут считать его убийцей…

Он вернулся к автомобилю, увидел на водительском сиденье свой телефон и взял его, чтобы набрать 112. Посмотрел на Настю, которая глядела на него испуганными глазам.

– Что теперь со мной будет? – прошептала она.

– При чем тут ты? Пистолет мой, значит, я и стрелял.

– Тебя не посадят? – с надеждой спросила она. – Ведь ты – судья, у тебя неприкосновенность.

– Это суду решать.

– Не надо, – взмолилась она, – а вдруг посадят? А как я без тебя? Я буду тебя ждать, а как жить, зная, что я всему виной…

Он наклонился над водительским креслом, обнял девушку, привлек ее к себе. Прижал, успокаивая, потом опустил взгляд и увидел подставленные губы. Осторожно поцеловал Настю и шепнул:

– Не бойся, все будет хорошо.

Это был первый их поцелуй.

Мобильный аппарат по-прежнему был у него в руке. Владимир Васильевич смотрел на него, не решаясь набрать номер.