Открой свое сердце

Марина Преображенская

Открой свое сердце

Nemezida

«Открой свое сердце: Роман»: ЭКСМО; Москва; 1996

ISBN 5-85585-838-3

Аннотация

Еще девчонкой влюбляется Алинка в своего соседа, красавца спортсмена Виктора. Ее любовь не проходит с годами. Ни увлекательная работа фотомодели, ни деньги, ни слава не в силах помочь девушке забыть своего героя. Сквозь годы и драматические повороты судьбы проносит Алинка огонь страсти в своем сердце. И в минуту смертельной опасности, нависшей над Виктором, она пытается силой неземной любви спасти единственного мужчину своей жизни…

Марина Преображенская

Открой свое сердце

Часть первая

1

Резкий звонок пронзил тишину, и Николай Иванович вздрогнул. Не открывая глаз, он протянул руку к телефону и сонным, хрипловатым голосом произнес:

— Алло… Седых слушает…

— Алле, папулечка! Миленький, как ты там?!

Последние пушинки сна мигом слетели с глаз Николая Ивановича, и он порывисто сел на кровати.

— Алинушка, детка! Сколько же… — в трубке раздались щелчки, какие-то непонятные звуковые сигналы, хрип, и связь прервалась.

— Тьфу ты черт! — в сердцах выругался Николай Иванович и опустил трубку в выемку аппарата с такой силой, что тот чуть было не развалился. Спать уже не хотелось. Замотанный делами фирмы, он ложился за полночь и сегодня мечтал отоспаться, но голос дочери выбил его из колеи.

Он просидел перед молчащим аппаратом с десяток утомительно долгих минут. Трубка молчала, будто разобиженная на его непочтительное к ней отношение. Николай Иванович поднял ее, бережно приложил к уху, проверяя, не сломал ли он телефон. Все было в порядке, долгий глухой гудок свидетельствовал о том, что аппарат исправен.

— Телефона… — Николай Иванович постучал костяшками согнутых пальцев по черному корпусу. — А, телефона! Чукча слушать хочет… — Он улыбнулся собственной шутке, отбросил одеяло и, потягиваясь всем своим мускулистым, бронзовым от загара телом, встал на мягкий ворс ковра.

Зеркальная стена спальни отразила его литую фигуру. Он подошел вплотную к зеркалу и придирчиво оглядел себя. Карие глаза, по радужке которых от черного крохотного зрачка разбежались изумрудные лучики, молодо блестели. Матовая кожа, впитывая утренний свет, была чуть бледновата, но Николай Иванович прекрасно понимал, что стоит ему отдохнуть недельку-другую, поваляться под солнышком на горячем песочке или, закинув тяжеленный «ермак» за плечи, взобраться на одну из Кавказских вершин, как щеки его нальются спелым румянцем, а кожа станет здоровой и упругой.

— Стареешь, браток, — сам себе с укоризной сказал Николай Иванович, проводя рукой по трехдневной черной и жесткой щетине.

— А в общем-то, ничего… Ничего, — успокоил он себя, — вот только бы снять эти заросли.

Он сделал несколько пружинящих приседаний. По жилам растеклась приятная покалывающая волна. Мышцы заиграли. Он сменил позицию и так же интенсивно отжался от пола.

Каждое утро он выполнял обязательный комплекс упражнений. Не столько из желания продлить молодость, сколько по привычке, укоренившейся в нем еще с тех давних пор, когда он был маленьким хлипким пацаненком, которого пнуть во дворе не решался только самый ленивый.

Долгое время тогда он прятался в укромных уголках на задворках или целыми днями просиживал в колючих кустарниках акации, поглаживая по колкой шерсти прирученного остроглазого крысенка Склифосовского. Склифосовский потешно дергал длинными тонкими усиками и маленькими розовыми лапками аккуратно выбирал из его губ ломтики затвердевшего сыра. Потом он, как человечек, садился на колено Николки и принимался за лакомство.

Если бы не Склиф, то вряд ли когда-нибудь Николай Иванович набрался храбрости и силы. Так всю жизнь и проторчал бы на черных задворках или в кустах акации. Всю жизнь сжимался бы под всяким занесенным кулаком и закрывал глаза от привычного испуга, входя в какое-нибудь помещение, где его непременно ждала то тяжелая оплеуха, то пинок, то ушат воды или кнопка на стуле — подарок от щедрых на злую выдумку ровесников.

Но тот день врезался в мозг острым, словно лезвие бритвы, и жгучим, как язык пламени, прозрением. Как обычно он кормил изо рта своего единственного и верного Склифа. Как обычно умильно глядел на милую мордашку и чесал ноготочком за тонким розовым, едва покрытым пушком ухом. Склифосовский попискивал и преданно смотрел на него черными бусинками глаз.