опыт в драматургии, сочиняя репризы для Клуба весёлых и находчивых ( КВН ),
телевизионной игры, где команда Физтеха всегда пребывала среди фаворитов.
Писал я пьесу безо всякой мысли о постановке и публикации, просто восполняя
некоторую недостаточность моего бытия в г. Куйбышеве, пренебрегая не только
нормами цензуры, но и общественным вкусом и мешая для своего удовольствия
высокий слог и ёрный слэнг, « серебряную » латынь и советские канцеляризмы.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Вскоре после завершения моего хулиганского « Самого последнего Фауста »
проводимыми мною ради куска хлеба насущного рутинными исследованиями
неких сверхвысокочастотных устройств, используемых для навигации в космосе,
неожиданно глубоко заинтересовался крупный московский учёный, и я получил
предложение продолжить работу под его руководством в заочной аспирантуре
Академии Наук СССР.
Теперь я часто наезжал в столицу, по которой крепко скучал и где в то время
по счастливому совпадению учился мой младший брат.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Он заканчивал экономический институт, но, конечно же, увлекался театром
и вместе с молодою женой удобно снимал просторную квартиру на Сретенке,
и в одну из командировок я по просьбе его друзей устроил читку « Фауста »
на непринуждённом застольи, собранном по такому поводу.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Среди гостей брата был ассистент-режиссёр Театра на Таганке Ефим Кучер,
и тут же за столом он спросил меня, не согласен ли я написать по его заказу
сценическую обработку заметок А. П. Чехова о поездке на каторжный о.Сахалин.
Я вообще-то тихо ненавидел Чехова за гнусный тон журнальных рассказиков,
карикатурными скетчами знати являющих мелкое нутро парвеню их кропателя,
сына розничного торговца, признавая, впрочем, некоторое новаторство его пьес,
намеренно тягомотных и бессюжетных и в таком качестве предвосхищающих
произведения великих абсурдистов Бэккета и Ионеско, но, скажите, кто бы мог
отказать режиссёру самого знаменитого театра Москвы, и я не думая согласился.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Таганка, как оказалось, пребывала в кризисе, вызванном решением Любимова
задержаться на неопределённое время за границей, где он, ободрённый успехом
поставленного им с иностранным составом « Годунова », собирался утвердить
своё имя в системе антрепризы свободного мира, и осиротелый коллектив искал
новых лидеров и новых авторов.
Впрочем, театр не терял ещё популярности, очередь в кассу не уменьшалась,
и Ефим расплачивался со мной, бронируя для меня и моих друзей билеты
на какие угодно спектакли, а также помогая мне не упустить важные гастроли
и поддерживая в курсе всех событий бурной артистической жизни Москвы.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Главное же, Ефим не раз проводил меня в служебные помещения через вход,
защищаемый бесстрашными вахтёршами от экзальтированных поклониц актёров,
стремившихся всеми силами отдаться своим кумирам, для усмирения которых
в критических ситуациях привлекался на помощь начальник пожарной охраны,
рыцарственной стати убийственно вежливый пепельногривый мужчина в тройке,
готовно отзывавшийся на имя Ричард Львинович.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Наблюдение вплотную актёрского племени с его внутренним соперничеством,
истериками, резкими перепадами настроения и никогда не прекращаемой игрой
позволило мне глубже проникнуть в сущность второй древнейшей, но безусловно
первой по вредности профессии.
Понимание психологии лицедейства очень помогало вести работу с Ефимом,
и хотя прогресс её прочно блокировало наше полярное отношение к материалу,
тонкий этот нерв, совокупно с известным притяжением противоположностей,
немало лет удерживал наш постыдно бесплодный союз от распада.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
В процессе длительного взаимодействия кое-что нашлось у нас и общее.
Ефим произошёл из какого-то местечка в самой глубине черты оседлости,
где с детства впитал крепкий там дух атеизма и социализма ( отсюда и его
пристрастие к Чехову ), и не знал никакого богослужения, ни синагогального,
ни, тем более, церковного.
И всё-таки, может быть, подчиняясь голосу генной памяти, он, как и я тогда,
тяготел к созданию в театре глобального священнодействия, подобия литургии,
и даже предлагал устроить в нашей инсценировке ритуальное поедание балыка
зрителями и актёрами ( автор же, разумеется, настаивал на добавлении к тому
причащения всех желающих рюмкой холодной водки ).
Так мы, сами того не понимая, старались открыть и показать в лице театра
унаследованные им и искажённые его почтенным возрастом черты религии,
праматери всех искусств.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Увы, скреплявший мозаику эпизодов облик вояжёра, кто, соответственно идее,