Читаем Откройте Америку! полностью

самарский знакомый, репатриированный из Шанхая, в те странные годы, когда

Хрущёв переводил страну то на цыплячью монодиету, после визита в Америку,

то исключительно на дары моря, посетив Японию.

Экономии ради, я брал их неразделанными, не брезгуя самому снять с них

скользкую пятнистую кожицу, отсечь дюжину щупалец, усеянных присосками,

вырезать попугайский острый клюв и наполненные чернилами глазные мешки.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Однажды мне пришло в голову высушить белёсые мутные сферические глаза,

размером от булавочной головки до крупной горошины, плававшие в противной

тёмной жидкости, и результат получился совершенно потрясающим.

После высыхания твёрдые, будто жемчужинки, сферы распадались надвое,

обнажая плоскую, словно полированную поверхность, откуда в упор смотрел

таинственно мерцающий фосфоресцирующий зрачок.

Глаз обладал свойством ярко светиться в темноте, и выражение взгляда его,

казалось, меняется каждую минуту.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Так мои композиции ожили и стали глядеть на зрителя. Из морёных досок

я сбивал решётчатые структуры свободной формы и крепил к ним овальные

половинки кокосовых орехов, а внутри них помещал свои глазастые коллажи.

Сам собой в них наметился общий сюжет, рассказ о художнике, потерпевшем

кораблекрушение и выброшенном на необитаемый остров. Еды там оказалось

предостаточно, но художник не может не работать, и вот он собирает у моря

обломки корабля, плавник, раковины и воздвигает подобие алтаря, желая тем

возблагодарить Провидение за спасение и надеясь на освобождение из плена.

Маленькие скульптурки в ореховых скорлупках составили связную повесть-

воспоминание о его прошлой жизни, а композиционный центр алтаря заняла

створка крупной раковины в виде рассечённого пополам человеческого сердца,

которую я нашёл вечером первого дня в Америке, идеально вписавшаяся туда

и по объёму и форме, и цвету.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Также я не оставлял занятий живописью, и вспомнив совет хозяина галереи

« Мир искусства », использовал для неё полотна старых картин, приобретая их

за гроши на гаражных распродажах.

Рачительные владельцы частных домов округи по субботам и воскресениям,

перетряхнув содержимое чердаков, сараев и кладовых, устраивали в гаражах

выставки безносых статуэток, потёртых плюшевых медведей, поржавевших

велосипедов, разрозненных наборов посуды, заплесневелых книг и так далее.

Иногда там встречались вещи, наверняка бы доставившие целое состояние

на приличном аукционе, вроде барочного секретера из карельской берёзы,

блюда итальянской старой майолики или лёгкого конструктивистского стула

школы « Баухаус ».

Увы, сейчас я не мог разрешить себе вложить в это дело даже пару долларов,

и походив кругом, повздыхав, поцокав языком и справившись о цене, обычно

совершенно демпинговой, покупал только обрамленные полотна, чаще всего,

тех же вездесущих ковбоев, индейцев, пионеров, лесорубов и золотоискателей.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Наступила осень, изнуряющая жара спала, и в нередкие ясные дни погода

напоминала о конце августа на родном северном побережьи Чёрного моря.

Я ощущал определённый прилив сил, и мои занятия живописью, композицией

и научными опытами помогали мне преодолевать уже накатывавшие на меня

приступы той тоскливой болезни, коя неотвратимо поражает любого эмигранта

через пару-тройку месяцев после его переселения и держит железной хваткой

вплоть до самого смертного часа - малоизученной и неизлечимой ностальгии.

Корни же её - в механизмах защиты, используемых подкоркой для смягчения

разрушительного действия психических нагрузок, сопровождающих эмиграцию.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Мы недооцениваем существенную роль привычек в нашей жизни, однако

знакомые с детства запахи, образы, звуки, вкусовые ощущения каждую минуту

сигнализируют мозгу об обстановке, много раз нами прежде изведанной, ergo,

не чреватой неожиданной опасностью.

Когда ж вокруг буквально всё другое - речь и музыка, форма бутылок и банок,

сладкая ветчина, пластиковая посуда и др.- чуткий незримый страж в подкорке

не засыпает ни на миг, и пытаясь успокоить его, подсознание вырабатывает

какую-нибудь связанную с прошлым приятным опытом в похожем окружении

небольшую обонятельную галлюцинацию, внешне бы совершенно безобидную.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Теперь кроны деревьев заметно поредели, ибо и в тропиках многие породы

сбрасывают листву, однако, не желтеющую, а ещё на ветках приобретающую

ржавый цвет жжёной сиены, пятипалые листья лиан покраснели, трава газонов

потеряла былую яркость, и автора начал преследовать острый грибной запах,

типичный осенью в лесистых местах, где он обитал последнее время, хотя тут

воздух пах абсолютно непохоже, приторно-сладко, солоновато и пряно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее