Откровение

Итак, все выпивают шампанское, врач уходит. Соня говорит: «Бабушка, я у вас останусь спать. Я не уйду». Мама говорит: «Что за глупости? Я ожидаю тебя в 8 часов утра, как положено». Она уже все знала – предчувствовала свой выход из тела – и просто выгнала Соню метлой, сказала, что не позволит ей прийти раньше.

В итоге Соня все же пришла в 05:30, но боялась войти в квартиру. Она говорила мне: «Наташенька, я так бабушку люблю, но я так ее боюсь, вы понимаете? Она иногда как Сталин». Я ей говорила: «Сонечка, она не как Сталин, она и есть Сталин». И Сонечка еще больше боялась. И она отправила к маме своего мужа, это было в 05:30 утра, а сама осталась стоять на улице.

И когда он до нее дотронулся, мама была абсолютно теплая. Она вышла из тела буквально за 20 минут до их прихода.

Вот так ушла мама – по-царски, с шампанским. Дух аристократизма, который был вселен в нее, как код, сработал даже в последнюю минуту. Он сработал подсознательно, изнутри. Может быть, это ее аристократическое начало и не давало ей расслабиться, побыть просто человеком и подарить мне ее нежность.

Эта трагедия идет у нас от поколения к поколению, и это так грустно – что женщины не понимали, как отдавать любовь, и были недостаточно ласковы к своим детям.

Самую страшную фразу в моей жизни мне сказала моя дочь Настя: «Мама, почему ты такая неласковая?» Господи, я пыталась переосмыслить всю жизнь, я не знала, что мне делать, я так старалась, но, видимо, у меня плохо получалось…

А что же случилось с самой Настей? Она не смогла дать любовь своей дочке из-за наследственного заболевания, которое получила от папы. Когда Настя заболела в очередной раз и не понимала, бедняжка, что с ней происходит, она не смогла сладить со своей малюсенькой девочкой Леей (ей был всего лишь год и восемь месяцев) и оставила ее с отцом, Михаэлем.

Так что я в этой жизни обязана расчистить род и запустить спираль по новой. Я знаю, что это моя миссия, и я ею занимаюсь. Благодарю Тебя, Господи, что ТЫ даешь мне такое понимание, великое и высокое.

10. Освобождение духа – первая клиническая смерть

Алкоголь – путь к смелости, а травка – проводник в никуда. Олег Петрович и экспериментальная медицина

Столько травм и боли я нацепляла из маминого мира, ведь не просто так возникла в молодости моя трагедия с алкогольной зависимостью. Да, это отдельная тема, алкогольная зависимость – она же именно от мамы родилась: эта забитость, это стеснение… Ведь я безумно стеснительная, безумно скромная, очень образованная, и вдруг эта бравада вся… Я объясню ситуацию. Без алкоголя никак нельзя было – это был протест, вызов, освобождение духа какое-то, что ли.

Помню, до поездки на Каннский фестиваль с фильмом «Сибириада» у меня было первое интервью. Какой-то большой канал. Сидит Андрей Кончаловский (режиссер), а из актеров сижу только я, такая истинно русская женщина – огромная, крупная, молодая, красивая и, казалось бы, смелая. Но… Когда мне стали задавать вопросы, я как будто кол проглотила, слова вымолвить не могу, ничего не получается ответить, я так растерялась, так испугалась, хорошо, что в кадре не расплакалась от бессилия. Просто сидела, как дура, и молчала на протяжении всего времени.

Интервью заканчивается. Ко мне подходит Андрей Сергеевич и говорит: «Наташа, что с тобой? Где эта смелость? Ты же умный образованный человек, как так, ты не смогла ответить ни на один вопрос?»

Я попросту стеснялась, вдруг что не так, мама вбила в меня эти комплексы. Сыграть могу, прочитать могу, а от себя, от Наташи, я ничего сказать не могла, просто вся онемела. После этого я пошла куда надо, влила крепкого. (не помню, чего) – и все встало на свои места, я стала спокойной, все под контролем, страх ушел и т. д. Без этого, я точно знаю, или немая смерть актрисы Андрейченко, или такая извращенная, исковерканная псевдосвобода, потому что другого никто не объяснил, другого никто не дал, а духовного роста и осознанности еще тогда не было на моем жизненном пути.

И появление легких наркотиков в моей жизни имеет те же самые корни. Шизофрения, заболевание Макса, все накручивалась с каждой минутой и секундой нашей совместной жизни. Так что выхода никакого не было: или петля, или… Если бы тогда со мной рядом был психоаналитик, мы с Максимилианом жили бы долго и счастливо – хватило бы знаний, ума, где надо, ручкой бы махнула, понимая, откуда ноги растут. Но я все его заболевание принимала на свой счет, серьезно: что я такая ужасная, что ему так со мной плохо, что он страдает. Все это во мне копилось, копилось и копилось. И когда-то это должно было взорваться.

И поэтому я начала курить кое-что запрещенное. Меня отпускало таким образом. Как ко всему в моей жизни, я относилась к этому очень серьезно…