Я слышу голоса, обращенные к Александру Годунову: «Не трогайте ее, не трогайте, там все переломано, и шея, и позвоночник, уже едет скорая». Машина действительно появилась в течение 30 секунд. Все происходило очень-очень быстро. Сначала они надели на меня корсет, на шею, затем надели корсет на весь мой позвоночник, и уже вот в таком виде меня забрали. Как вы думаете, куда? В тот же самый госпиталь под названием Cedars Sinai, где меня буквально 1,5 года назад спасали и оперировали после трагедии с зубом. Меня привозят, укладывают на постель. А там занавеска. И за соседнюю занавеску кладут Одри Канн.
Оказывается, случилось следующее. Они были пьяные до такой степени, что контроль был потерян абсолютно. В этом Одри стала мне признаваться прямо в тот момент, когда лежала за занавеской. Она взмолилась: «Я прошу тебя, я умоляю тебя, если сейчас придут полицейские, они будут тебя допрашивать, ты скажи, что я выпила всего 1 бокал вина, а больше не пила». Вы представляете, каким надо быть удолбанным, чтобы не понимать, что врачи возьмут у тебя анализ крови? Я, полувменяемая, понимала, что у нас будут брать анализ крови и в этом анализе у нее найдут все.
Я говорю: «Одри, – я еле разговаривала, – объясни, что было?» Она говорит: «Я села в огромный этот полулимузин, он (владелец) меня попросил вести машину, потому что сам был не в состоянии. И тогда он говорит: „Ты меня хотя бы с этой горы спусти“». Потому что ресторан располагался немножечко на горе и надо было спуститься чуть-чуть вниз, к Вирждин-рекордс. Машина срывается с места, а Одри малюсенькая и не может дотянуться до тормозов – ей надо было просто подвинуть кресло, – и она проезжает по мне. Но по пути она сносит половину моей машины, убивает или очень сильно ранит того чудесного мексиканского товарища, который держал мне дверь открытой, врезается со всей дури в лимузин певицы Шер и убивает сидящего в лимузине водителя… И таким образом ее машина останавливается. Я наконец-то поняла, что случилось.
Боль была такая, что передать вам не могу. Ко мне никто не подходил. Я снова, как и 1,5 года назад, умоляла об обезболивающем. У меня не было ни страховки, ничего. К Одри Канн подошли сразу же, потому что у нее-то была страховка. Врачи взяли у нее анализ крови, сделали обезболивание и вообще возились вокруг нее, несмотря на то что она преступница, и только потому и уделяли ей внимание, что у нее оказалась в сумке страховка.
И вот здесь появляется Дэвид Водлов из «Кайден ITG», который потом уволит меня за мой отказ сниматься в сериале «Вавилон». Появляется он только в районе 4 часов утра. Кто его разбудил и каким образом его привезли в Cedars Sinai, я не знаю. Появляется Дэвид, рассказывает, кто я такая. Объясняет врачам: «Максимилиан Шелл, муж этой женщины, у нас такие страховки имеет, что мало никому не покажется». Отдает временно свою страховку. Я пролежала в этой отвратительной комнате за занавеской 4 часа 30 минут, ко мне никто не подошел. Мне никто не помог. Мне никто не поднес и стакана воды! В России такого быть просто не могло! Варвары!
И после слов Дэвида вокруг меня сразу же стали суетиться миллионы людей. Мне сделали укол один, другой, и я уже летала в полном кайфе. Переложили на другую постель и помчались через огромное количество коридоров с бешеной скоростью, чтобы исследовать меня вдоль и поперек и собрать все необходимые анализы…
После этого, я клянусь вам, в эту комнату вошли примерно 35 разных врачей. Они стояли и смотрели на мои рентгеновские снимки, где не было вообще никаких переломов. И они стали разговаривать между собой. Ну как же такое может быть? Это же чудо. Я понимала. Говорили очень тихо: «Этого же просто не может быть, машина же по ней проехала. А как она могла по ней проехать, если у нее переломов нет никаких? Она, в принципе, может сейчас встать и пойти домой». Я это слышала.
И вдруг мне задают вопрос: «Так это что получается, вы та самая известная красивая русская, которая умирала у нас в госпитале ровно 1,5 года тому назад из-за неправильно удаленного зуба, заражения крови и газовой гангрены?» Я сказала слабым голосом: «Да, это я». Возникли всеобщие аплодисменты. Люди засмеялись, и один из них сказал: «You cannot kill a Russian woman» («Русскую женщину убить невозможно»).
В районе 05:30 меня забирают. Саша Годунов не уехал, он на своих руках перенес меня в свою огромную машину (у него был длинный кадиллак), практически положил меня и повез в Беверли-Хиллз по моему адресу.
Звонок в дверь. Встрепанная Крис в 6 утра открывает дверь. Саша не говорит ничего. Она в шоке. Ее хозяйку безумной красоты длинноволосый мужчина берет на руки и несет по коридору через весь дом и все комнаты и аккуратно укладывает ее на постель. Говорит: «Спасибо», и уходит. Крис тогда вообще ничего не поняла. А я сказала только одно: «Пожалуйста, принеси мне телефон, я должна поговорить с Максом».